Станислав Соловьев - Метаморфозы

Старый Петр шумно встал и поднял ладонь. Ладонь была темная и мозолистая.

— Сыны человеческие, огласите удел свой.

Нино, как и все, поднес кулак к свету и раскрыл его: на ладони лежала костяшка с маленьким крестиком. Он не узнал свой голос — дрожащий, тонкий, испуганный:

— Мой удел Метаморфозы, и я готов испытать его.

Он продолжал так стоять — с костяшкой на протянутой ладони — пока все соискатели, счастливые и довольные от одной только мысли что вернутся в теплую постель и забудутся спокойным сном в доме своих родителей, — не покинули дом совета. Нино остался один. Его рука задрожала, и костяшка упала на пол. Никто не поднял ее.

— Начальники людей, вы знаете условия Завета, — Десс возвышался над старейшинами. Его руки были опушены, и Нино не видел огромных, острых как бритва, когтей.

— Мы знаем, преподобные.

— Сейчас вы покинете этот дом, и скроетесь в своих жилищах, и только Пастыри будут на страже ваших снов. Сын человеческий Нино пройдет Метаморфозу.

— Да, преподобные, мы уходим. — Старый Петр, старый Изекииль и старый Томас вышли из дома, — двое поддерживали Томаса за локти, ему было за восемьдесят. Шарканье ног, вот все что осталось от них.

Асмен приблизился к Нино — смрад из волчьей пасти окутал его с ног до головы.

— Сын человеческий, до срока ты не знал ритуала Метаморфозы.

— Да, преподобный, — заплетающимся языком ответил Нино. Конечно же, он не знал. Никто не знал испытания Метаморфозы, только прошедшие ее — а их больше нет.

— В давние годы, когда не было ни тебя, ни твоего отца, ни его отца, враги истребляли род людской, и не было защиты от них. И тогда старейшины взмолились и попросили у земли избавления, и пришли Пастыри. И был заключен Завет — люди кормят Пастырей, Пастыри защищают людей от врагов. Раз в году, в ночь первого весеннего полнолуния, один из сынов человеческих должен уйти к Дальнему Пастырю, — говорил Асмен хорошо знакомые для каждого поселенца вещи, и Нино послушно кивал головой, — в эту ночь он проходит Метаморфозу. Он становится Агнцем Искупления. Он берет на себя все грехи человеческие и скрепляет собой Завет. Он уходит к Дальнему Пастырю, и новый год любви и мира даруется людям…

Ему вторили другие Пастыри, их голоса сливались в тихий вой, а глаза загорались красным. Нино никогда не видел, чтобы глаза Пастырей горели красным, и ему сделалось не по себе. Он впервые слышал про Агнца Искупления, и уши его горели.

— Сними одежду сын человеческий Нино.

Он послушно скинул рубаху, и остался нагим. Десс что–то нес в руках, когти мешали ему — это было что–то белое и кучерявое, и тут Нино понял, что это. Маска овцы — со шнурами по бокам и пустыми глазницами. Как ему не узнать — каждый юноша не меньше трех лет пас стада овец за стенами Поселения… Ему надели маску, затянули шнуры. Стало нечем дышать — вонь овчины и шерсть лезли в нос, в рот, все лицо зачесалось, и Нино закашлялся. Кто–то крепко связал его руки, да так, что у него на глазах выступили слезы. Зачем это, хотел он спросить, но на лице была маска.

— Сын человеческий Нино ступай к Дальнему Пастырю, да пребудет с тобой мир, — прорычал голос Десса, и Нино вытолкнули на улицу.

Было холодно, свет луны поблек — ночное небо затянули тучи. Нино стало страшно, и он не знал куда идти, и что скрывалось под последними словами Десса. Как он может узнать, где дорога к Дальнему Пастырю? Никто не знает, где живет Дальний Пастырь. И я не знаю, с недоумением думал Нино. Как же он может найти Его?.. Камни больно ранили ноги, дыхание сбивалось, и когда за спиной раздался протяжный вой, Нино побежал. Маска мешала ему, он то и дело натыкался на какие–то столбы и углы, несколько раз падал, поцарапал до крови колени. Вой нарастал и приближался — Нино всегда думал, что это враги так кричат за стенами Поселения. Так говорили старейшины. Так говорил отец. Наверное, враги приблизились к воротам и только он, Нино, может успеть к Дальнему Пастырю, предупредить его, спасти людей… Он попытался закричать, позвать на помощь, объяснить, но вместо этого издавал какой–то сдавленный клекот — шерсть маски мешала ему. Нино представил сестру, как он лежит на смятой постели и прислушивается к тревожным звукам ночи, сжимает рукой простыню… И тогда он заблеял.

Александрия, 26 августа 2003 г.