Тамара Журкина - Высший разум будущих бремен

Прежде всего я хотела бы представиться.

Я — одиннадцатилетняя девочка, ученица пятого класса. Надо сказать, что события этой весны целиком перевернули моё представление о людях. Раньше я думала, что все они равны, что в маленьком городе Н. есть только два высших разума — мэр и директор школы. Но после случившихся событий я убедилась в ином. Не буду забегать вперед, а расскажу все по порядку.

Наконец–то пришла весна! Всем ребятам в нашем классе не терпелось убежать после уроков домой. Урок тянулся нудно и долго. Пока один ученик отдувался у доски, все остальные сонно зевали. Но тут Анна Семёновна вызвала нашу местную ворону — Пелагею. Весь урок она, покачиваясь на стуле, жевала жвачку. И кто знает, может быть, до конца занятий она пребывала бы в своих сладостных грёзах, если бы у стула под ней не сломалась ножка. Весь класс захохотал, а Пелагея с грохотом повалилась на пол. Её очки перекосились, а жвачка повисла на длинных растрёпанных волосах. Пелагея имела вид старого профессора, который около месяца, не вставая, писал диссертацию.

Анна Семёновна раскричалась и вызвала Пелагею рассказывать отрывок из «Сказки о царе Салтане». Но наша мечтательная ворона вместо домашнего задания заладила свои собственные стихи:

Когда к рассвету ночь клонилась,

Пред мной звезда пути явилась

И в бренный мир поволокла

Рождённое сейчас дитя.

И выходя в астрал умело,

Звезда подпрыгнула и спела,

Что буду жить я средь людей

И кушать жареных зверей.

В довершение всего Пелагея сделала реверанс, и, приподняв длинную юбку, показала всем мамины туфли на высоком каблуке. После этого она села на место и вместо того, чтобы вытащить жвачку из запутанных волос, открыла книгу со следующим заглавием: «Выход в астрал. Третья ступень».

Тут все взорвались. Кто–то катался по полу от хохота, близняшки, мечтающие стать парикмахерами и часами подстригающие всех, кто попадался им в руки, делали реверансы под общие аплодисменты, а остальные просто хлопали ладонями по парте, выражая этим свое удовольствие. Напрасно Анна Семёновна грозила поставить всем двойки: угрозы не помогали. Урок все–таки был сорван.

Надо сказать, что семья у Пелагеи тоже была довольно странная. Матери у нее не было, жила она с отцом, дядей и бабушкой. Отец после смерти жены отрастил длинные волосы, заплёл их в косички, купил лошадь и каждое утро, надев халат, приглашал прохожих с ним фотографироваться. Дядя проводил время за

написанием книги «Марсиане и космос», в которой доказывал, что мы — дети марсиан и скоро они за нами вернутся. Бабушка её и вовсе представлялась колдуньей. Поэтому Пелагея, воспитанная в таких весьма необычных условиях, считала, что длинная черная юбка, огромные очки и спутанные волосы выглядят довольно очаровательно.

У Пелагеи в доме, не считая отцовской лошади, жили три совы, морская свинка и огромный бойцовский пес. Моя одноклассница никогда не ела мясо, поскольку считала, что в нем бродит душа звезды, унесшей ее в детстве из астрального дома. Любимыми занятиями Пелагеи были ловля кузнечиков и сочинение стихов, одно из которых она так любезно прочитала нам во время урока. Такова была жизнь Пелагеи.

А теперь давайте вернёмся в наш класс.

Прошло два с половиной месяца, каникулы приближались. Всё вокруг дышало радостью, приглашая забыть все обиды и невзгоды, Историю со стихами стали мало–помалу забывать, а мой сосед Мишка Непугалкин даже выпросил у Пелагеи её стихи почитать. Надо сказать, мало что в них было ему понятно. Но для важности он выучил несколько заумных слов и вставлял их в неуместных случаях по 5–6 штук зараз. Пелагея, когда слышала это, виновато улыбалась и одергивала юбку.

Мне нравилось ходить с Мишкой в школу, ведь жили мы с ним на одной улице. Непугалкин был высокий, красивый и целиком оправдывал свою фамилию. Но вот тут–то, в двадцатых числах мая, произошел тот странный случай, который перевернул мое представление о существующем высшем разуме.

Однажды Мишка пришел в школу чем–то расстроенный. Заходя в класс, он не заметил Пелагею и нечаянно толкнул ее. Пелагея распласталась на полу. Дети захихикали. Вид одноклассницы был до того комичен, что даже Мишка рассмеялся, когда помогал ей вставать. Падая, она выронила книгу и порвала первые страницы. Пелагея сильно расстроилась, а мальчик, наскоро извинившись, отправился по своим делам. В глубине души он понимал, что она его не простила.

Мишка возвращался домой. Из его головы все не выходил случай с Пелагеей. Непугалкин толкнул калитку, выпустил на улицу недавно приблудившуюся красавицу- кошку Глашу, которая с громким мяуканьем умчалась вверх по улице и вошел в тихий дом. Поднимаясь по ступенькам, Мишка вспомнил, как упала Пелагея и как все над ней смеялись. Ей, наверно, было больно и унизительно слышать смешки. С тяжелым сердцем

Мишка сел делать уроки. Он даже отказался от пирожков, приготовленных ему мамой на обед. Мальчику было совестно. Он подумал, что завтра придет в школу пораньше и поговорит с Пелагеей. Кое–как скрепив этим сердце, он доделал уроки и пошел во двор чинить велосипед.

Скоро вернулся с работы папа и присоединился к Мишке. Мама, брат и бабушка пришли с вечерней прогулки и отправились готовить ужин. Начинало

темнеть. В сумерках громко кричали птицы. Ветер покачивал ветвями деревьев. Мишка с сожалением

подумал, что день подходит к концу. На крыльцо вышли мама с бабушкой и позвали их c отцом ужинать.

Вдруг заскрипела калитка. Непугалкин подумал: «Кто бы это мог быть?» Обернувшись, он увидел в вечерних сумерках страшное чудовище. Оно было небольших размеров, клочья шерсти волочились за ним по земле, обрубок хвоста торчал дыбом, а злобные зеленые глаза смотрели прямо на Мишку. От этого зрелища кровь стыла в жилах.

Мать сзади охнула. Бабушка, крестясь, заголосила: «Чур меня!» и плюнула три раза перед собой, попав на голову папе. Но тот ничего не заметил. Он продолжал сидеть на корточках, судорожно тереть гаечный ключ о брюки, а левый глаз его от волнения подергивался.

Тем временем чудовище подходило все ближе. И что–то знакомое почудилось в его облике. Присмотревшись, Мишка увидел, что его глаза не такие уж злые, а маленькие ушки подозрительно напоминают кошачьи. Тут чудовище жалобно замяукало. «Да это же наша Глаша!» — воскликнула бабушка. Мальчик подбежал к кошке, но не решился взять ее на руки: бока Глашки были целиком выбриты, а оставшиеся кое–где куски шерсти были покрашены в каштановый цвет. Хвост был прикрыт бумажным пакетом, а между ушей зияла лысина.