Сильвио Пеллико - Пеллико С. Мои темницы. Штильгебауер Э. Пурпур. Ситон-Мерримен Г. В бархатных когтях

— Почему Эвазио Мон хотел, чтобы я стала монахиней? — спросила Хуанита в упор.

— Потому, что у тебя три миллиона песет.

— Если б я стала монахиней, то церковь присвоила бы эти деньги себе?

— Иезуиты, а не церковь. Это не одно и то же, хотя люди и не всегда отдают себе отчет в этом. Присвоить твои деньги хотели иезуиты. Им хотелось ввергнуть Испанию в новую междоусобную войну, которая была бы горше всех, уже пережитых нашей страной. У нашей церкви есть, конечно, враги: Бисмарк, англичане. Но у нее нет более ожесточенных врагов, чем иезуиты, ибо они преследуют свои собственные цели.

— А как относитесь к ним вы и Марко?

— Разумеется, мы против них, — сказал Саррион, пожимая плечами.

— А я, стало быть, изображаю собою мячик, которым вы перебрасываетесь?

Саррион взглянул на нее сбоку. Вот момент, которого всегда боялся Марко!

Саррион тщетно ломал себе голову над вопросом, почему она завела этот разговор с ним, а не с Марко. Хуанита сидела молча, не спуская глаз с отдаленных гор. Саррион украдкой взглянул на нее и заметил, что на ее губах играет слабая улыбка сожаления, как будто она знала что-то такое, чего он не знал. Он собрался с духом и сказал:

— Да… пока мы не выиграем партию.

— А вы выиграете?

Саррион опять посмотрел на нее. «Почему она не говорит прямо?» — спрашивал он сам себя.

— Во всяком случае, сеньор Мон не знает, когда он будет разбит, — сказала Хуанита.

Воцарилось молчание. Где-то вдали затрещали выстрелы: в горах, очевидно, завязалась схватка.

— Говорят, что он очутился в долине, как в ловушке, — снова заговорила Хуанита.

— По всей вероятности.

— Стало быть, он явится опять в Торре-Гарде?

— Может быть. Храбрости ему не занимать.

— Если он вернется сюда, я хочу поговорить с ним.

Уж не хотела ли она сама объявить Мону, что он разбит? Недаром Эвазио утверждал, что решающий голос всегда принадлежит женщине.

— Во всяком случае, — заговорила Хуанита, мысли которой, по-видимому, опять направились на игру, — во всяком случае вы играете очень смелую игру.

— Вот почему мы и выиграли ее.

— А вы не замечаете, чем вы рисковали?

— Чем же?

Хуанита повернулась и гневно взглянула ему прямо в лицо.

— О, вы об этом, очевидно, не догадываетесь. Вероятно, не догадывается и Марко! Ведь вы могли погубить жизнь нескольких человек!

— Но ведь мог погубить их и Эвазио Мон, — резко отвечал Саррион.

Хуанита отскочила назад, как фехтовальщик, получивший удар.

Саррион откинулся на спинку кресла и бросил потухшую сигару. Он сразился с Хуанитой на той почве, которую выбрала она сама и ответил ей на вопрос, который она не могла задать ему из гордости.

Как и предвидел Саррион, Эвазио Мон вернулся в Торре-Гарду. Было уже темно, когда он явился. Неизвестно, знал ли он о том, что Марко нет в его комнате. Он вообще о нем не спрашивал. Слуга провел его прямо на террасу, где сидели Хуанита и кузина Пелигрос. Саррион был у себя в кабинете и вышел на террасу после, когда Мон уже прошел мимо его окна.

— Мы все оказались в осаде, — начал гость с обычной кроткой улыбкой, садясь в кресло, которое ему величаво предложила кузина Пелигрос.

— Нам с вами, сеньорита, — сказал Мон, обращаясь к Пелигрос, — здесь делать нечего. Мы люди мирные.

Кузина Пелигрос махнула рукой в воздухе в знак согласия.

— Я должна исполнить свой долг, — заявила она с решительным видом, сквозь который проглядывал страх.

Хуанита молча смотрела на Сарриона, ожидая, когда он на нее взглянет. Поймав удобную минуту, она мигнула ему, чтобы он увел кузину Пелигрос и оставил их вдвоем с Моном.

— Вы переночуете у нас? — спросил он Мона.

— Нет, друг мой, очень благодарен вам за приглашение. Я питаю надежду пробраться ночью через линию стрельбы в Памплону. Я вернулся только для того, чтобы предложить свои услуги и проводить дам до Памплоны.

— Вы думаете, стало быть, что Торре-Гарда будет осаждена? — беззаботно спросил Саррион.

— Ничего нельзя знать заранее, друг мой. Ничего нельзя знать. Мне кажется, что перестрелка приближается.

Саррион рассмеялся.

— Вам только и слышатся пушки.

Мон повернулся к хозяину и меланхолично посмотрел на него.

— Да, Рамон, мы всю жизнь только и слышали пушки!

В этих словах, кроме очевидного, был еще какой-то другой, тайный смысл, понятный только Сарриону. На одну минуту его лицо просветлело и смягчилось.

— Велите подать нам кофе, — обратился он к кузине Пелигрос. — Велите, пожалуйста, подать нам его в библиотеку.

Маленькими шажками, какими умели ходить в тридцатых годах, Пелигрос направилась в дом. По тогдашнему этикету, Мон снял шляпу и наклонил голову в ее сторону.

— Кстати, — промолвил Саррион и, не докончив фразы, направился за нею.

Хуанита и Эвазио Мон остались на террасе одни. Хуанита сидела как раз против него в садовом кресле. Кроме него, было только то, на котором сидела Пелигрос. Эвазио, взглянув на Хуаниту, подвинул его к себе и сел. Из-под очков, на которых отражались последние лучи заходящего солнца, он пристально смотрел на свою собеседницу.

Он, очевидно, ждал, пока заговорит Хуанита, но та упорно рассматривала кончик своей туфли. И, очевидно, тоже ждала, пока заговорит Эвазио. Оба они молчали, словно дуэлисты, выбирающие себе оружие. Мон, по-видимому, боялся, как бы самое острое не досталось Хуаните.

Тщательная тренировка научила его быстро проникать в мысли другого. Но Хуанита сбивала его с толку.

— Я говорил только из дружбы к вам, когда предлагал проводить вас до Памплоны, — начал наконец Мон.

— Я знаю, что вы всегда говорите, как друг, — спокойно отвечала Хуанита, — как мой друг, а не Марко, конечно.

— Но ваши друзья в то же время и друзья Марко, — произнес Мон насмешливым тоном.

— И его враги в то же время и мои враги, — отозвалась Хуанита, глядя прямо перед собой.

— Конечно. Это условие ведь входит в число брачных обязанностей.

Мон поспешил рассмеяться своей шутке, не забыв, перед этим бросить взгляд в окно. Но их никто не мог слышать.

— Но почему я должен быть врагом Марко Сарриона?

Хуанита сразу перешла в наступление.

— Потому, что он перехитрил вас и женился на мне.

— Из-за ваших денег…

— Да, из-за моих денег. В этом вопросе он поступил, как честный человек, могу вас уверить. Он предупредил меня, что этот брак есть дело политики.

— Он вам сказал это? — спросил в изумлении Мон.

Хуанита кивнула головой и опять стала смотреть на свою туфлю, покачивая ногой. В углах ее рта бегала какая-то загадочная улыбка. Казалось, она понимала то, чего Эвазио, несмотря на свою прославленную мудрость, понять не мог.

— И вы поверили ему? — спросил опять Мон, смутно догадываясь, что значит эта улыбка.