Сильвио Пеллико - Пеллико С. Мои темницы. Штильгебауер Э. Пурпур. Ситон-Мерримен Г. В бархатных когтях

— Что приказал вам передать его высочество? — еще раз переспросила она.

— Его высочество приказал мне отыскать в парке принцессу Матильду и просить ее высочество безотлагательно пожаловать в его апартаменты.

— Иду.

И, быстро решившись, Матильда пошла к дому. Адельгейда, качая головой, посматривала ей вслед. Сестра какая-то странная. Вечно погружена в свои мысли. Наряды и балы не доставляют ей ни малейшего удовольствия. Все только книги и книги. Потом бешеная скачка на охоте через луга и леса. Это она, может быть, унаследовала от отца, который в молодости отличался на офицерских скачках.

Пока Адельгейда все еще смотрела на маленький белый пароход, приставший уже к замку Турм, Матильда входила в кабинет отца.

Князь Филипп, казалось, был в самом веселом настроении духа. Ему было лет под пятьдесят. Вошедшая в поговорку красота княжеской семьи сказалась и на нем. Но его пребывание с Веллино в Париже и на Ривьере, полное всяких приключений, наложило свой отпечаток на его лице. Жесткая складка около его красивого рта, по-видимому указывала, что он не умел беречь себя. Вечно бегавшие глаза, казалось, постоянно о чем-то спрашивали, и это больше всего не нравилось Матильде.

— Садись, — сказал князь дочери. — Я должен сказать тебе нечто в высшей степени важное.

Принцесса повиновалась.

Она предпочла бы стоять, предчувствуя, что она услышит нечто такое, на что ей придется возражать.

— Что же вы хотите сказать мне, ваше высочество?

Она нарочно выбрала это официальное название, которое обыкновенно не употреблялось при разговорах отца с дочерьми. Но какое-то чувство подсказывало ей, что в данном случае с ней решился говорить не отец, а князь.

— Мое сообщение не должно удивлять тебя. Ты в таком возрасте, что каждый день можешь услышать это. Чтобы покончить в двух словах, я объявляю тебе, что князь фон Лейхтенштейн просит у меня твоей руки.

Матильда молчала.

Такое предложение в самом деле не удивило ее.

Князь Филипп посмотрел на нее с изумлением.

— Ну, что же ты скажешь на это?

Матильда продолжала молчать. На ее лице лежало ледяное спокойствие.

— Князю Лейхтенштейну скоро будет шестьдесят лет, — сказала она наконец.

— Ему пятьдесят семь лет, и он отлично сохранился. Мужчина в расцвете сил, — заметил князь.

— И притом один из богатейших людей в Европе, — насмешливо прибавила Матильда.

— Это, конечно, не беда?

— Конечно, нет. Особенно если он в благодарность за получение моей руки примет на себя погашение долгов вашей светлости.

Князь Филипп вспылил.

— Прошу подобных вещей мне не говорить.

— Как вам угодно. Я тоже прошу не говорить мне подобных вещей.

— Что?

— Я не товар для старого светского жуира, хотя бы его имения в России стоили в десять раз больше, чем они стоят.

Князь Филипп старался сохранить спокойствие.

— В твоем возрасте и при твоем положении, дитя мое, люди не знают настоящую цену денег. Поэтому я прощаю тебя. Годовой доход князя Лейхтенштейна втрое больше цивильного листа его высочества герцога. Что ты на это скажешь? Князь поручил мне сказать, что сегодня днем он лично явится к тебе, чтобы просить у тебя твоей руки. Что же мне сказать ему?

— Скажите, что я не могу принять его предложение. Ты же знал, что ничего другого ты сказать ему не можешь.

Князю стоило большого труда сохранить спокойствие. Почти кротким тоном — он надеялся этим легче всего склонить упрямицу — он заговорил опять:

— Я знаю, дитя мое, что твое согласие на предложение князя Лейхтенштейна разрушило бы в тебе большие надежды и прекрасные мечты. Ты хотела бы вознестись выше, дитя мое. Князь не может дать тебе корону, зато у него огромное состояние, какого напрасно стали бы искать при европейских дворах.

— Деньги, деньги и только деньги! Бог знает, для чего они. И я должна быть их добычей! Нет! Нет!

Она порывисто встала и, как своевольный ребенок, затопала ногами по гладкому паркетному полу княжеских апартаментов.

— Ты будешь внимательнее к моим намерениям, если узнаешь дальнейшее, — послышался снова голос князя Филиппа. — Ни для кого не тайна, что между герцогским двором в Кронбурге и отцом кронпринца Карла шли переговоры, центром которых была ты. Его королевское высочество даже удостоил своим посещением замок Лаубельфинген. Его высочество приезжал смотреть невесту. Ну и, благодаря твоему братцу Альфреду, ничего из этого не вышло. В этом я уж не виноват. Я ведь не царствую, я не герцог, я не в состоянии пристроить свою дочь за королевского сына. И если его высочество король был так великодушен, что отказался от приданого, то твой двоюродный брат оказался слишком горд, чтоб дать на это свое согласие, а его министр финансов слишком жаден, чтобы снабдить меня деньгами, которые ты так презираешь. Вот как обстоит дело. Его высочество кронпринц не вернется сюда, ибо никто не решится предложить герцогу дать приданое его кузине из своих собственных средств. А я небогат, дитя мое, у меня только две прекрасные дочери, из которых одна очень непослушна. Я живу здесь в Лаубельфингене милостями моего племянника Альфреда.

— Потому, что ты не умеешь управлять собой, — последовал горький ответ дочери. — Ты проматываешь за границей то, что обеспечило бы тебе безбедное существование на родине. О, я знаю, что дети не должны говорить таким языком со своим отцом. Но мне известна причина, навлекшая на тебя неудовольствие герцога Бернгарда. По этой же причине недоволен тобой и герцог Альфред. Я, конечно, молчала бы об этом, если бы в данном случае дело шло не о моей жизни и счастье, если б меня здесь не продавали, как товар, как рабыню, белое тело которой так ценится на рынке.

— Ты слишком начиталась!

— Оставь свои шутки. Что касается кронпринца Карла, то тут дело вышло совсем иначе. Эго неправда, что он приезжал в Лаубельфинген с целью высмотреть невесту. Его привел сюда случай. Он ехал в Турм, к Альфреду. И вот он увидел меня… А твои переговоры появились на сцене значительно позднее! Соображения, которые ты мне привел, могут, конечно, заставить согласиться с тобой. Но вот мое последнее слово: я отказываюсь от предложения князя Лейхтенштейна, ибо я не позволю продавать себя, как это делается обыкновенно с принцессами. Вот это кольцо я приняла от кронпринца и буду носить его в воспоминание о нем.

— Это было, простым знаком внимания, и это кольцо ни к чему не обязывает. Но оставим это. Я дал слово князю Лейхтенштейну и сумею его сдержать.

— Вам не удастся это сделать.

— Увидим. Есть средства укрощать непослушных дочерей.

— Да, монастырь, но я смеюсь над этим. Тебе не удастся сдержать свое слово, отец. Возьми его назад, пока еще не поздно, пока ты сам…