Сергей Дигол - Отпечатки на следах [СИ]

Проще всего было повернуть направо и пойти по улице Вероники Микле — по наикратчайшему пути. Формально — к зданию правительства, фактически — к провалу. В будние дни на этой улочке редко гостили прохожие, и у любого, даже легко вооруженного негодяя, было предостаточно времени и совершенно недостаточно очевидцев для верного и неспешного завершения своего черного дела. Следующая улица — проспект Штефана Великого заведомо был не менее проигрышным вариантом. Мало того, что на целый квартал удлиняешь себе путь до цели, а заодно и вероятность — чистая математика — нападения, так еще и сам проспект, этот вечно гудящий улей, являл собой совершеннейшую арены для внезапных противоправных действий. Расчетливый тычок в бок, замена одной коричневой папки на другую, и пока около корчащегося на асфальте человека в пуховике замедляют шаг равнодушные прохожие, мерзавца уже уносит толпа, из которой он вынырнет в любой момент и в любой подходящий ему переулок.

Как там у криминалистов? Вор не заметит ценности, если их разместит на самом видном месте? Подвесив, к примеру, ожерелья и колье к люстре? Глупость, конечно, особенно если учесть, что вор наверняка заденет их головой. Но что–то в этой теории есть, в этом банальном эффекте неожиданности.

Спустившись с крыльца, Сергей пошел, никуда не сворачивая — прямо по улице 31 августа, по пути к Дому правительства, хотя и не кратчайшему, но и не такому растянутому, как дорога через центральный проспект. Быстрым шагом он добрался до греческой церкви, где остановился и стал вполоборота — так, чтобы боковым зрением обозреть только что пройденный путь. Преследователи словно растворились, может, они передают Сергея, как эстафетную палочку, и сейчас за ним следят бог знает сколько пар совершенно неизвестных ему глаз.

Сергей выслушал отрепетированную жалобу нищенки, сидевшую у церковной стены, отрешенно взглянул на грязного малыша, сладко, с открытым ротиком, дремавшего у нее на руках должно быть с самого утра — все зависело от дозы, которой его накачали — и еще крепче вцепившись в папку, решительно зашагал дальше.

Вот и сквер перед Домом правительства появился — стоило лишь выйти из–за другого дома — Дома печати. Сергей пересек проезжую часть, прошел мимо Национального дворца — концертной Мекки молдавской столицы и почти бегом и уже не оглядываясь вбежал по ступенькам в Дом правительства, где его сразу остановил дежурный охранник.

— Лично в руки вице–министру Лазарчуку, — отчеканил Сергей и протянул папку вахтеру.

Охранник принял папку, поднял трубку телефона и, набирая номер одной рукой, другой неожиданно расстегнул застежку.

— Эй! — потянулся к папке Сергей, но охранник предупреждающе выкинул вперед ладонь.

— У нас приказ, — сказал он, — проверять все бумаги.

— Но там секретные… — вскричал Сергей и осекся: раскрытие секретного статуса документов — такое же преступление, как разглашение их содержания.

— Спокойно, братишка, — тоном убаюкивающего быка живодера сказал охранник.

— Николетта? — заорал он в трубку. — Тут для Василия Георгича бумагу принесли. А? Сейчас, — он прищурился в папку. — Да, приглашение на юбилей. Так точно. Сейчас спуститесь? Ну, хорошо. Да, когда будет удобно, у меня в столе будет лежать.

Дорогу назад Сергей не запомнил, он даже не мог с уверенностью утверждать, вернулся ли той же улицей, или все–таки сделал крюк через проспект Штефана Великого. Из головы, переключившейся на автопилот в том, что касается ориентировки на местности, не выходили две вещи: публичное унижение каким–то вахтеришкой и секретарша Сандра. Но если с первым казусом можно и нужно было, поостыв, смириться, как с неизбежным армейским делением на дедов и салаг (они представил себе, какое веселье сейчас царит в офисе), то думая о Сандре, Сергей путался в собственных мыслях.

Он вспомнил ту, настоящую Сандру — модную певицу с журнальной обложки и сразу же почему–то — Таню Гузун. Первая доставляла сладостные воспоминания, вторая — скорее томительные, но каждая из них обладали своим, законным уголком в его сердце. В отличие от Сандры–второй — почти плоскогрудой секретарши, секс с которой Сергей допускал разве что ради спасения самых близких ему людей.

Мысли Сергея, без труда переключавшиеся с отвратительного на замечательное и обратно, невольно обрели некоторую стройность лишь тогда, когда его взгляд уперся в ступеньки крыльца, на котором он менее часа назад возводил Вавилон заговоров. Сергей обреченно потупился, предвкушая серию неизбежных встреч с высокомерными дураками — новыми коллегами, для которых он с первого же своего рабочего дня был обречен стать не более чем лохом, с подполковником Михайлеску, похоже, нашедшего своего собственного низкооплачиваемого курьера, с, мать ее, Сандрой — охреневшей от вседозволенности сучкой.

Сергей уже поднимался по лестнице, когда его грудь уперлась в вытянутую женскую руку и в удивленный возглас Тани:

— Сережа?

7

Понадобилось четыре года и сто тридцать семь дней для ответа на этот вопрос. Не дававший ему покоя с той самой секунды, когда в стаю одногруппников — уже не первогодков, а, как–никак, второкурсников — затесалась совершенно незнакомая птица. На белую ворону она не тянула, но было в ней что–то такое, что заставляло Сергея бесконечно перелистывать в голове страницы своих познаний в области фауны, подыскивая подходящий образ.

Как и во всем, что касалось их двоих, Таня и в этот раз решила сама.

— Может, сходим в «Жабу»? — спросила она и взглянула на Сергея своими изумрудными глазами.

Ну конечно, мать вашу, конечно! Сама же и ответила на мучивший его вопрос, так что нечего удивляться. Удивляло совсем другое. Если разбирать по деталям, то ровным счетом ничего общего с лягушкой у нее не было. Таня была светлокожей, а не серо–буро–зеленой, или какого там цвета обитательница болот. И перепонок у Тани, во всяком случае, между пальцами рук, точно не было. Кстати, оставались ли перепонке на ногах Василисы Прекрасной, или в кого там угодил Иван–царевич из своего целящегося в загс лука? И вообще, кого было больше под расшитым серебром платьем? Прекрасной девушки или пресноводной попрыгуньи?

И все же Таня — только сейчас до Сергея дошло — напоминала лягушку. Из–за пухленьких щечек и выпячивающей нижней губы, что ли? А может, из–за изумрудов в глазах, хотя разве у лягушек зеленые глаза?

Проверить наличие перепонок на ногах, сняв с Тани туфли и скатав чулки, расстегнуть бюстгальтер и убедиться, что грудь у нее вполне человеческая, более того, что это — великолепная, сочная женская грудь — шанс проверить все это, а заодно навсегда заполучить Таню Сергей однажды уже упустил. Может поэтому, но скорее оттого, что первый рабочий день с головой окунул его в бочку с неприятностями, ему и в голову не пришло, что новая встреча — всего лишь случайность; воображение, этот неискоренимый оптимист, без подсказки увидело в этой встрече перст Всевышнего.