Юрий Иванов-Милюхин - Соборная площадь

Примчавшись на базар, я нацепил табличку и перевел дух. Все–таки часть проблемы удалось переложить на чужие плечи. А уж там как Господь Бог рассудит.

— Ты что, бегал чеки сливать? — поинтересовался Аркаша.

— Пока не знаю. Только договорился.

— По сколько?

— Не знаю, говорю, — поднял я на него глаза. — Завтра будет известно.

— Понятно, — Аркаша сделал губы куриной гузкой — тебя Пиджак спрашивал.

— И по сколько он берет? — как бы равнодушно спросил я.

— По двадцать шесть, вроде. Но если пакет — добавил бы.

— А вы у населения?

— Я дороже пятнадцати не рискую. Сейчас Пиджак берет, через минуту откажется. Один на весь базар.

— Ничего, завтра их будет валом, — с сарказмом пошутил я. Но Аркаша воспринял завление серьезно.

— Почему ты так решил? — насторожился он.

— Потому что главные события в России всегда начинаются после. Расстояния, понимаешь, необозримые, поэтому надо брать долгий разгон.

Попереваливавшись на толстых ногах как медведь, Аркаша расправил на груди табличку. Затем, не обращаясь именно ко мне, заговорил:

— Зря я сдал свои чеки, восемьсот штук потерял. Теперь не вернешь — через два дня нас, скорее всего, погонят… А в твоем высказывании что–то есть. Очень интересная мысль.

— Ты сам ее подбросил, — небрежно отмахнулся я.

— Разве? Когда?

— Не помню. А может, я просто обобщил чужие максимы вслух. Но весь опыт России говорит за то, что так оно и будет.

— Теперь понятно, почему ты не сдаешь ваучеры.

— Хм… Я их почти пристроил.

— Набирать думаешь?

— Намереваюсь.

Аркаша быстренько отодвинулся, выпятил грудь с табличкой посередине вперед, и жадно пошарил глазами по толпе. Но ко мне подошли к первому, сразу с десятком чеков. Я предупредил, что возьму только по пятнадцать тысяч. Клиенты, среднего возраста мужчина и женщина, спорить не стали. Видимо, давно поняли, что большего выжать не из кого ни смогут. К концу рабочего дня у меня в сумке без особых усилий набралось тридцать чеков. Можно было набрать больше, но я притормозил, потому что жрать хотелось каждый день. Денег же оставалось, в расчете на месяц без работы, лишь на жалкий пакетный супчик, каждодневную порцию колбаски в сто пятьдесят граммов, сигареты и на покупку детского питания сыну. Дочке с внучкой, если попросят о помощи, что достанется. Было желание сдать ваучеры сразу. Еще бегали местные купцы, предлагавшие за него восемнадцать тысяч. Но я придержал. Уж коли Пиджак даже после обеда скупал по двадцать шесть тысяч, то почему бы ему не продемонстрировать этот финт ушами на другой день, после прилета из столицы. Не верилось, чтобы такой поныра не имел потайной лазейки в чрево РТСБ, хотя бы через крышу. А местные наши купчишки преимущественно работали на него, братьев Достоевских, Толстопуза и им подобных. Последние, правда, давно позанимали столы в кулуарах ростовской биржи ценных бумаг, не забывая частенько выходить на охоту на базар, или самостоятельно мотаться в Москву. Не покидала мыслишка и о вложении чеков в «Газпром» с «Норильским никелем». Как–никак, фирмы солидные, имеющие постоянный контакт с иностраннными партнерами. Глядишь, когда–нибудь обретут собственные ноги. В случае продажи с молотка имущества хватит на то, чтобы вернуть населению несчастные гроши за вложенные ваучеры. Как например «Ростсельмашу», гиганту комбайностроения. Если же приобретет долларовый магнат, типа одного из американских нефтянных королей, то и дивиденды будут выплачивать соответственные. Так я рассуждал, пряча в сумку ваучеры и собираясь намыливаться домой. Завтра ожидался напряженный день.

Ночью приснилось, будто вляпался в собачье гавно. Огромный кобель нагадил посреди тротуара, потом отбежал в сторону, дождался, пока я расплющу ботинком нечистоты и громко, радостно залаял. Затем вдруг бросился на меня, уцепился зубами в штанину, попытался ее оторвать. На этом неприятном эпизоде оборвался сам сон. Будильник показывал девять часов утра. Значит, я проспал больше обычного, — сказалось напряжение последних дней. Ломота в костях прошла, хотя связки на ступне левой ноги были еще слабыми. Пока занимался обычными утренними процедурами, стрелка на будильнике подперла под десятку. Схватив сумку, я выскочил на улицу. С транспортом в последний год, как, между прочим, и с очередями в магазинах, проблем не было. Подкатил новенький скрипучий автобус с прилаженной на внутренней стороне лобового стекла бумажкой в тысячу рублей. До Большой Садовой мы домчались буквально за десять минут. Раньше бы добирались не меньше получаса, несмотря на то, что такого количества машин на проспектах, как сейчас, Ростов отродясь не видывал.

— Привезли? — влетая в полутемный коридор биржи, спросил я у Володи Ленина. Тот давно уже перебрался под крылышко Монте Кристо.

— Что привезли? А, ты имеешь в виду бабки за вчервшние ваучеры, — догадался он. — Привезли. Иди получай.

В небольшом зальчике с низкими столами вдоль стен, прямо на полу друг на друга были уложены тугие мешки с огромными сургучными печатями на хохлах. Восседавшего за одним из столов Кристо осаждали всего несколько человек ваучеристов. Только те, кто банковал по — крупному. Стало приятно оттого, что я неожиданно оказался в их сплоченной компании.

— Забирай сразу мешок и дело с концом, — уговаривал хозяин биржи одного из них по кличке Меченый.

— Ну и что я с ним буду делать, — отнекивался тот. — В нем пачки тысячных купюр. Пока разменяю, — полдня пройдет. Лучше баксами отстегни, а эти притули халявщикам.

— Еще обрадуются, — поддержал Меченого Фофа, здоровый, кровь с молоком, туповатый потомок тамбовских крестьян, еще во времена Петровских походов на Азов угнездившихся на Дону. — Или награди купцов. Им один хрен, какими бумажками расплачиваться за чеки.

— Я еще не знаю, будем ли мы сегодня брать или нет, — задумался Кристо. — Никаких вестей. Телефонные линии забиты, прорваться невозможно. Вавилонское столпотворение, — елки–моталки.

— А ты через областную администрацию, — хитро сощурил поросячьи глазки Фофа. — Вертушка, надеюсь, у них никогда не занята.

— При чем здесь администрация, — возразил Кристо. — Она к нам как к манде рукав. Своих проблем достаточно.

— «Капусту» брать не буду, — уперся Меченый. — Мы с тобой с самого начала договаривались на баксы.

— Хорошо, — согласился Кристо. — Но на три сотни дороже от биржевого курса.

— Идет.

Я пощупал сумку. Так и есть, вторую забыл захватить. Если Кристо приправит тысячными, то выйдет пятьдесят пять пачек. Как–никак пять с половиной лимонов. А что с ними делать потом, даже если их рассовать вплоть до пазухи. В магазинах кассирши брали за размен на крупные купюры по две тысячи со ста штук. Потеря составит сто десять тысяч рублей. То есть, не только жиденького навара, еще в накладе оказываюсь. Чеки принимать биржа, кажется, не собирается. Значит, скупать их не имеет смысла. Снова накладка, взял бы и тысячными, хер бы с ними, да расчитываться не с кем. Я завертел головой по сторонам, словно кто–то мог подсказать выход из положения. Обрадовавший поначалу вид мешков с деньгами, теперь удручал. Странное существо человек, никогда не угодишь. Крутые ваучеристы получили расчет баксами и отвалили. Подошла моя очередь. Но взглянув в мою сторону, Кристо неожиданно выудил из стоящей рядом торбы пачку пятидесятитысячных купюр, доложил из другой несколько пачек десятитысячными и ухмыльнулся: