Александр Тарнорудер - Vertigo

Несмотря на усталость, сон не шел, наверное, сказывалось возбуждение. Мысли крутились вокруг «метеостанции», но ничего разумного в голову по–прежнему не приходило. Дан даже подумал, что возбуждение, как и неспособность конструктивно мыслить, могут быть ранними проявлениями горной болезни. Он находился сравнительно низко, ниже четырех кило, но кто знает, как действуют местные условия. Несомненно, в его пользу была привычка бегать марафон, дающая мозгу тренировку кислородным голоданием, но нельзя было сбрасывать со счетов даже малейшую опасность.

Чтобы заставить себя заснуть, Дан поплотнее закутался в спальный мешок, нацепил очки и наушники, поставил свой любимый диск с ночным маршрутом вдоль берегов Кинерета. Ему нужно было как следует выспаться, чтобы выйти с рассветом и подняться еще на шестьсот метров на плато, пройдя траверсом километров пять–шесть. Как и всегда, ночной Кинерет сверканием огней на Голанах, тихим шелестом прибрежного тростника, резким птичьим криком «Кар–р–ком» вызвал давние воспоминания о Розке — Веред, о недолгой, оставшейся в прошлом, любви, прервавшейся туманной и безлунной ночью, когда их патруль нарвался на засаду.

Дан среагировал за мгновение до того, как по ним открыли огонь, упал за камень, стрелял в ответ, что–то кричал. Все стихло через несколько очень долгих секунд, после которых вечностью потянулись минуты тишины, когда предательски выдает даже собственное дыхание и бешеное биение сердца, когда малейшее движение требует неимоверных усилий.

Полная неизвестность: где свой, а где чужой?

Приказ командира в наушниках: не поднимать головы до прихода подкрепления.

Распростертая тень на дороге, размытая серой темнотой предутреннего тумана, до которой надо доползти даже ценой собственной жизни; слабеющий от потери крови пульс и слабое пожатие пальцев, неотличимое от предсмертной судороги.

Дану пришлось заново учиться радоваться, потому что все последующие дни его окружала сплошная радость: радость, что победили малой кровью, выиграли со счетом три–один; радость, что сорвали коварные планы захватить в плен, чтобы потом долго и мучительно торговаться со всем миром; радость, что есть такие герои, способные положить троих врагов; радость товарищей, радость командиров, радость корреспондентов и комментаторов, радость всех жителей от мала до велика; радость на улицах, радость по радио, телевидению и в газетах. А Данила видел все это время только одно — любимое лицо в траурной рамке, да неясную тень на дороге, и хотел он только одного — вернуть свою Розку, и мучительная мысль до сих пор не давала ему покоя: не потеряй она столько крови, пока они лежали за камнями…

— К тебе у меня претензий нет. К тем двоим — есть, а к тебе — нет. Понял? Так что постарайся поскорее забыть. Живи, радуйся и девушку себе найди — не женись на мертвой, с ума сойдешь, — комполка никак не мог примириться с тем, что теряет одного из лучших бойцов.

Не подошла Дану роль национального героя. Несмотря на все старания комполка, он ушел из армии по комиссии, приписавшей ему кучу разных синдромов; несмотря на увещевания двух поколений геологов, забросил камни и Сирийско — Африканский разлом; подался в медицинский, чтобы в себе разобраться и что–то себе доказать. Потом мотался по всему свету с разными экспедициями и врачебными миссиями, неизменно возвращаясь в Израиль на годовщину смерти Розки. Совсем было прибился к австралийцам, да разбежались они. Все равно, в его жизни оставила след только одна женщина — погибшая на его глазах ниндзя Розка — Веред, принявшая на себя, так иногда казалось, все предназначенные ему пули.

Под утро от ночной волшебной картины не осталось и следа. На перевал наползло промозглое серое облако, да там и уселось. Видимости никакой. Дан должен был двигаться почти строго на север, оставляя слева довольно крутой склон. После подъема метров на триста следовало повернуть на северо–восток, дойти до последнего взлета на плато, а там уже ориентироваться по обстановке. Насколько он увидел с самолета, станцию поставили под восточным склоном горы Черчилля, закрывавшей ее от сильных западных ветров. Почти у цели на высоте четыре–двести Дан выбрался, наконец, из облака и увидел перед собой узкий акулий плавник горы Черчилля, весьма крутой с восточной стороны. «Хорошо, что не надо карабкаться наверх, а то пришлось бы обходить ее с запада» подумал Дан. Впрочем, ему предстоял еще километр по плато до станции.

Потеплело, снег размяк, стал вязким, облако внизу куда–то испарилось. Дан порадовался своему решению ночевать на перевале. Настроение поднялось, и от вечерней меланхолии не осталось и следа.

Даже вблизи утепленные полиуретаном треугольные панели «метеостанции», напоминавшей большой вигвам или иглу, практически сливались со снегом. Дану понадобилось подойти вплотную, чтобы обнаружить ручку двери. Он не стал ее сразу же открывать, помня, что не одну кошку сгубило излишнее любопытство, а решил поставить палатку поодаль, заварить себе с дороги чаю и подумать. Следы вокруг были старыми, выветренными, слегка занесенными и указывали, что около станции несколько дней никто не ходил. Интересно, как они за мной наблюдают, подумал Дан, хотя встроить в каждую панель камеру размером с булавочную головку ничего не стоило. Снаружи он заметил лишь вращающийся измеритель скорости ветра и спутниковую тарелку. По инструкции, найдя станцию, он должен был выйти на связь с Центром.

Дан достал из рюкзачка телефон и попытался соединиться. Телефон не работал, сколько он ни пытался. С отцом он тоже не смог наладить связь — даже послать СМСку. И Джеральд в Мак Карти был недоступен.

Очередная подлянка, подумал Дан. Конечно, не было никакого сомнения, что эта затея с отправкой в горы Аляски — не что иное, как продолжение бесконечно тянущейся ролевой игры отбора кандидатов. Вот только смысла последнего этапа он пока уловить не мог: «пойди и разберись». Он ведь не претендует ни на что, кроме как быть врачом, так зачем же именно доктора посылать черт знает куда «разбираться со станцией». Теперь еще и связи нет — Дан был уверен, что прекрасно работавший вечером спутниковый телефон был намерено отключен.

Он не спеша — пусть потешатся, если за ним действительно наблюдают — вынул из рюкзака упаковку с «тайвеками» и натянул поверх одежды синтетический комбинезон. Затем он надел латексные медицинские перчатки и респиратор. После этого он решил еще раз обойти вокруг, но ничего интересного не нашел. Дан вернулся в свою палатку и достал фонарь. Он медленно приблизился к двери и потянул за массивную ручку. Дверь практически без усилия подалась. Он посветил внутрь — вдоль стен стояли ящики с оборудованием.