Сергей Кузичкин - Наташа и менестрель

— Так, Валюха, — снова взял на себя инициативу Санька, — тащи сюда магнитофон, ставь кассету с «Миражом» — танцевать будем. На первый танец я приглашаю Наташу.

— А я — Андрея, — сказала Валентина. Она раскрыла дверцу серванта, достала оттуда магнитолу «Вега», поставила кассету. Из колонок полилась музыка, и мягкий неторопливый голос певицы запел:

Встретились мы не случайно,

Знаем мы тайны звезд,

Но после нашей встречи

Все будет всерьез…

Санька с Натальей заняли середину свободного пространства между столом и шифоньером; Валентина с Андреем кружились в медленном танце на весьма ограниченном участке — возле двери, ведущей в прихожую. Санька, уже изрядно захмелевший, клал голову Наталье на плечо и закрывал глаза. Видя такое дело, Валентина плотнее и плотнее прижималась к Андрею, обхватив левой рукой партнера за талию и жарко дыша ему в ухо. Лёша тоже терял над собой контроль. Пока шли танцы, он пару раз причастился к рюмашке и теперь тщетно пытался зацепить вилкой винегрет.

— Что, Лёха, не получается? — хохотнул Сашка, когда песня закончилась. — Хорош танцы–манцы, давайте еще по соточке прилепим.

Все прекрасно понимали, что возражать ему не стоит, и покорно расселись вокруг стола.

— Я что–то водку больше не могу, — сказал Андрей. — Шампанского бы выпил.

— Сейчас принесу, — сказала с готовностью Валентина и направилась на кухню.

— Эх ты, музыкантишка, интеллигентик, — покачал головой Санька, осушив рюмку. — слабак. Ты водку пей — и никогда болеть не будешь. А смешаешь со всякой бурдой, ерша сделаешь, быстрее свалишься и назавтра не поднимешься — стонать будешь.

— Он не будет, — сказала Наташа. — Он никогда не болеет.

— Знаете что? — Валентина принесла бутылку шампанского и подала Андрею, чтобы открыл. — Пойдемте на горке покатаемся.

— Я сейчас еще выпью пару соток и спать пойду, — сказал Санька, — а вы идите, если хотите. Пойдем, Лёха, спать?

— Не-а, я на горку пойду кататься, — замотал головой Лёша, — я на горку хочу, а потом домой. Матушка дома одна сидит скучает.

— Вы идите, — сказала Наталья, — а я ребятишек спать уложу, зевают уже, сладенькие, под елкой. Убаюкаю и приду.

— Пойдем, — потянула Валентина Андрея за руку. Вслед за ними оторвался от стула Лёха.

На улице шел снег, легкий и пушистый. Крупные снежинки медленно кружили и ложились на освещенные фонарями ветки тополей, тропинки, проезжую часть улицы. Было два часа ночи, но народ не торопился смотреть новогодние сны, спешил в сторону парка или просто гулял по улицам районного центра. Валентина взяла Андрея под руку. Лёха шел сзади, покачиваясь из стороны в сторону.

Парк, расположенный неподалеку от микрорайона двухэтажек, был битком заполнен народом. На деревянной и ледяной горках слышался смех, крики, громкая речь. Сверху вниз катили кто на санках, кто на фанерках, кто на картоне от коробок, а кто и на собственном заду. Вокруг плотным кольцом стояли любопытные. Мелькала гирляндами большущая, метров семь высотой, елка, установленная в центре парка.

Валентина потянула Андрея наверх, попросив у знакомого парнишки санки с кошевкой. Лёха пошел за ними.

— Давай садись, а я к тебе на колени, — сказала Валентина, когда они забрались на вершину ледяной горы. — Лёшка пусть сзади цепляется, на ногах поедет, вприсядку.

— Ага, — кивнул головой уже совсем пьяный Лёша. — Поехали–и–и!..

Он, бедный, не удержался, отцепился от санок где–то посредине спуска и покатился на спине. Падая, внес корректировку в движение санок: они слегка развернулись боком и, съехав с горы, помчались не прямо, а несколько в сторону, а когда врезались в сугроб, то седоки не удержались и свалились в мягкий снег. Андрею залепило снегом глаза, но он чувствовал, что лежит на чем–то мягком и лохматом, не сразу сообразив, что это Валина шуба. Он попытался приподняться и протереть глаза, как вдруг ощутил на шее руки Валентины, а затем ее поцелуй. Прикосновение Валиных губ было необычно мягким и сладким. От нее слегка пахло вином и ароматом. Запах снега был сравним с запахом разрезанного спелого арбуза. Ничего подобного раньше с женщинами Андрей не испытывал, вкус Валиного поцелуя словно застыл на его губах. Андрей поднялся, протер глаза. Валентина варежкой отряхнула снег с его пальто и попросила сделать то же самое с ее шубой. Подошел заснеженный Лёша. Привели в порядок и его одежду.

— Ребята, проводите меня домой, — попросил он. — Я один боюсь идти, еще не дойду. А меня матушка ждет, переживает…

— Пошли проводим. Он недалеко здесь живет, — сказала Валентина Андрею.

— Давайте все–таки Наталью подождем, — предложил Андрей, — сейчас должна подойти. Не то у меня неприятности будут.

— Да она еще не скоро подойдет. Ребятишек не так просто уложить, особенно моих. Мы сорок раз обернуться успеем, — заверила Валентина.

Вернув санки мальчугану, Валентина взяла под руки обоих мужиков и повела их через парк. Лёша жил в домах управления районной «Сельхозтехники», база которой была расположена сразу за парком. Миновав проходную и бетонный забор, они свернули в первый же переулок. Третий дом по правую сторону, первая квартира… На кухне горел свет.

— Не спит маманя, сыночка ждет, — прокомментировала Валентина. — Ты, Лёша, уже не заблудишься — иди прямо на свет, а мы тоже домой двинем.

Лёша молча вошел в калитку и, не закрывая ее, направился к дому. Залаяла собака.

— Пойдем, — сказала Валентина, прикрыв калитку и снова взяв Андрея под руку, — сейчас к тете Ане зайдем на проходную СХТ, поздравим ее с Новым годом.

Вахтер «Сельхозтехники» тетя Аня была занята чтением книги. На стук в дверь она отреагировала сразу, но, прежде чем открыть, посмотрела в окно и, убедившись, что стучатся к ней люди знакомые, откинула крючок.

— С наступившим тебя, Васильевна! — едва переступив порог, сказала Валентина.

— И вас также! — отозвалась вахтерша. — Сашку где своего потеряла? — спросила она Валентину, усаживаясь на табурет у стола и электрообогревателя.

— А променяла вот на Андрюшу, — засверкала глазами Валентина, сев на старинный диван с валиками, увлекла за собой Андрея, — этот лучше: и моложе, и меньше пьет.

— Ох и шустрая ты, Валька! Побьет ведь тебя опять Сашка.

— Если ты ему не скажешь, то и не побьет, а побьет — посажу его на пятнадцать суток: пусть позагорает, о жизни подумает. Да только к мужу двоюродной сестры он меня ни в жизнь не приревнует.

— Ну ладно, — махнула рукой тетя Аня, — мне–то какое дело. Чай пить будете?

— Будем, — согласилась Валентина, — только мы его тут сами разогреем, а ты сходи пока своих дома попроведай: может, там дядя Петя уже за столом уснул, на винегрете… — Валентина громко рассмеялась.