Вадим Тарасенко - Спасите наши души

— А теперь расстегни свою хламиду, — продолжал милицейский чин.

Человек послушно расстегнул оставшиеся на пальто две пуговицы. Милиционер брезгливо, дубинкой раздвинул полы пальто, смотря, не находится ли что под ним.

— Так, ну что, вроде бы у тебя ничего нет.

— Нет, нет, конечно же ничего нет, — как можно более жалостливым тоном проговорил бомж.

— А вот, за то, что ты перебиваешь людей, исполняющих власть, ты будешь наказан.

— Нет, упаси Бог, я не хотел, так получилось, — жалобно — жалобно затрепетал человеческий голос.

Две дубинки, вяло, не злобно прогулялись по плечам, животу и бокам человека.

— Ну вот и все. Благодари Бога, что легко отделался. Мы сегодня добрые.

— Спасибо, спасибо, — мужчина подобрастно прижал руки к груди.

«Уазик» чихнул, фыркнул, завелся и поехал прочь.

— У, суки паршивые, шакалы, что б гореть вам в аду, — бессильно, злобно, униженно понеслось вслед власти. Мужчина вновь лег на лавку.

Между тем, милицейская машина выехала на центральную улицу города. В одном из ее зданий размещался кафе — бар. Оттуда неслась веселая музыка. Рядом с баром вольготно раскинулось с пяток легковушек.

— Гуляют ребята, — водитель «Уазика» кивнул головой на бар.

— Может зайдем, проверим клиентов, — сержант вопросительно посмотрел на старшего группы.

— А ну притормози возле тачек, — вместо ответа скомандовал тот.

«Уазик» скрипнув тормозами, остановился. Старший сержант, прищуриваясь. Вглядывался в номера стоящих автомобилей:

— Князь гуляет. Так что никуда мы не пойдем, что бы не нарваться на неприятности. А вот утром, часиков в пять, обязательно подрулим, — тридцатилетний милицейский служака цедил слова сквозь зубы. Его напарник, двадцатилетний салага вопросительно посмотрел на него.

— Он в районе пяти выползет из бара, а тут мы стоим. Только из машины придется выйти. Князь подойдет. Хлоп нас по плечу и скажет: «Моя милиция меня бережет». Тогда ты скажешь: «Рады стараться, Николай Иванович». Считай, что сотня гривен у тебя в кармане. У меня уже пару раз так было, — старший сержант снисходительно посмотрел на подчиненного, — усек?

— Усек.

— Ну, если усек, тогда отваливаем. Ох, учить вас, салажат, и учить, как правильно службу нести. Сашка, заводи.

Князь гулял. Гулял широко, по княжески. В кафе–баре был только он, пяток его братков и дюжина девиц — по две на брата. Гулянка была в той золотой стадии, когда уже без всяких комплексов залазишь даме за лифчик и при этом еще чувствуешь хоть какое–нибудь возбуждение. Уже начала падать из пьяных рук посуда, уже от «шумел камыш, деревья гнулись», веселая компашка перешла к «гоп–стоп, бабушка здорова, гоп–стоп и мечтает снова пережить налет». и уже хозяин бара и по совместительству, по случаю того, что гуляет сам Князь, официант подсчитывал убытки: «Ведь ничего же не заплатит, как пит дать ничего не заплатит, а попробуешь рыпнуться — в лучшем случае набьет морду, а может и бар разгромить». Он ненавистным взглядом смотрел, как Князь тискает двух хохочущих девиц. Из пышных, просторных украинских грудей, взращенных на сале и галушках, можно было бы без труда вылепить груди для стольких плоскогрудых англичанок, что ими бы можно было укомплектовать хороший бордель. Сжав зубы, он лицезрел, как за соседним столиком два братка мило заливали шампанское своим подругам за декольте.

— А ну–ка девочки, слабо на столе голыми станцевать? Плачу сто баксов, — Николай Князев очередной раз запустил свои руки в экскурсию по женским грудям.

«Все, хана посуде, — хозяин бара с отвращением смотрел, как брюнетка, колыша своим мощным и незатейливым, как кразовский бампер, бюстом и русоволосая, толкаемые Князем под зад, взбираются на стол. «А вон та русоволосая, чем–то напоминает подружку покойного Гришки, — неожиданно подумал он. — Она еще месяц назад приходила сюда со священником… Стоп!».

— Хозяин, где тебя черти носят, а ну принеси дамам шампанское, — услыхал он голос Князева.

— Сей момент, Николай Иванович, — хозяин бара метнулся за стойку, схватил бутылку и подбежал к столу с девицами и Князевым.

Девицы уже стояли на столе и, смеясь, протягивали фужеры. Он быстро откупорил бутылку и ловко налил шампанское в протянутые фужеры и, уловив момент, когда рэкетир посмотрел на него, выпалил:

— А у меня для Вас, Николай Иванович, есть кое–что поинтересней шампанского.

Князь тупо уставился на него, наконец, спросил:

— И что это у тебя есть для меня интересное? А ну говори, — он тяжело поднялся со стула, подошел к замершему хозяину бара и полуобнял того. — А вы что застыли. Как статуи, а ну, скидывайте с себя все, — гаркнул он на девиц, застывших на столе в одном нижнем белье.

Хозяин бара наклонился к уху Князева и шепнул:

— Я могу кое–что рассказать об Инне.

— Какой Инне?

— Подружке вашего покойного братика.

— Об Инке? — Князев схватил говорившего за ворот рубашки, притянул его лицо к своему и, обдав запахом спирта, выдохнул:

— Так что ты знаешь о ней?

Хозяин бара испугался ни на шутку. Прямо перед собой он увидел бешенные, с расширенными зрачками глаза рэкетира.

— Она один раз заходила ко мне в бар.

— Ну и что? — еще сильнее притянув его к себе, рявкнул Князь.

— Ни одна заходила.

— С кем, — голос Князева перешел в свистящий шепот.

— Со священником, — также шепотом ответил хозяин — официант.

— С попом? — в голосе рэкетира говоривший услыхал нотки облегчения.

«Э нет. Я из кожи вон вылезу, но добьюсь того, что бы ты считал, что я тебе оказал большую услугу».

— Если поп, то это не значит, что импотент. А наш священник мужчина молодой, красивый. Так что не знаю, не знаю… Да и ворковали они как два влюбленных голубка, друг дружку за руки держали. Между ними что–то есть. У меня на такие дела глаз наметан.

Рэкетир долго смотрел в глаза говорившему. Тот со страхом наблюдал, как пьяно–тупое выражение лица Князя сменяется пьяно–жестоким. Наконец тот разлепил губы:

— Ну, гляди, сука, если что не так — живьем сожгу в этом баре.

— Можете мне верить, Николай Иванович, — залепетал хозяин бара, — что я враг самому себе?

— Я тоже так думаю, — презрительно усмехнулся Князев, — ну а если все что ты сейчас мне сказал верно, то считай меня своим другом.

— Спасибо Николай Иванович. И не сомневайтесь — я точно вам все рассказал.

— Ну ладно, — Князев хлопнул хозяина бара по плечу, — на, держи, — и вытащив из кармана пиджака бумажник, отсчитал тому три сто долларовых купюры. Затем он вновь уселся за стол, за которым в ожидании своего хозяина застыли две обнаженные девицы.

— А ну брысь, — мужчина брезгливо махнул рукой.

Затем налив и выпив полбокала водки, он проорал в зал: