Морли Каллаган - Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу

— Но я не играю в бейсбол.

— Ну и что! Все равно вы же посильней знаменитость, чем известный бейсболист.

— Ну нет, что ты… Ошибаешься, Тим. Никакая я не знаменитость.

Он хотел было кое-что объяснить мальчику, но его не покидала мысль о Дэнисе, о том, как сурово держался с ним брат, однако наивное мальчишеское восхищение было ему приятно. Он решил не объяснять ничего Тиму, чтобы не сбить его с толку. Он вообще боялся об этом говорить.

— Значит, будем дружить, а? — сказал он и опять взъерошил мальчику волосы, и неприятного осадка от разговора с Дэнисом как не бывало.

— Можно, я немножко провожу вас, дядя Кип?

— Нет, нет, я спешу. Надо ловить такси, я опаздываю.

Вместе с несколькими запоздавшими он спешил к входу в парк. Билетер провел его вдоль ряда лож. В темноте невозможно было разглядеть лица сидевших в них зрителей. Ледяное поле катка блестело под лучами прожекторов. Стояла тишина, слышался лишь скрежет коньков. Чемпион мира, фигурист из Вены, кружил на одной ноге, согнув в колене другую ногу и скрестив руки. Его черные напомаженные волосы, белоснежная шелковая блуза поблескивали в направленном на него луче прожектора. Но вот под взрыв аплодисментов зажегся свет, и Кип оказался в проходе один. Он растерянно глядел на вереницу белых манишек, бархатных вечерних платьев, на лысые головы стариков и радостно оживленные лица девушек. И ему почудилось — все на него смотрят. Наконец он увидел сенатора Маклейна. Тот стоя махал ему из своей ложи, и Кип кинулся туда, как ребенок в укрытие от ливня.

Рядом с сенатором сидела его дочь, коротко стриженная блондинка с круглым личиком, вздернутым носиком и ярко-голубыми глазами, которые она мило щурила. Кип обрадовался, что свет погас до того, как они с ним заговорили. Сенатор представил их друг другу:

— Эллен, это Кип. Моя дочь Эллен.

— Рад с вами познакомиться, мисс Маклейн, — пробасил Кип и втиснулся на свое место рядом с Эллен.

Начался балет на льду. Ледяное поле вдруг залил лиловый поток света. Костюмы танцоров обретали все оттенки фиолетового луча. Серебристую ледяную гладь расцветили лиловые узоры. Кип никогда не видел такого великолепного зрелища, но воспринимал его красоту как нечто присущее миру, в котором теперь очутился. Он был восхищен. Он все время ощущал близость Эллен и то, как она мило и просто с ним держится. А ведь ее лицо, которое он едва успел увидеть при свете, показалось ему надменным. Она была для него чем-то таким же неведомым, как и эти лиловые фигуры на льду в вечерней тьме. Зажгли свет, Эллен улыбнулась ему, глаза ее искрились любопытством.

— Я рада, что вы пришли, — прошептала она.

— И я тоже.

— Говорят, вы будете в ресторане «Корона» в ночь под Новый год?

— Верно.

— Непременно приедем за вас болеть.

— Ты не прогадал, Кип, что пошел на эту работу, — сказал сенатор, наклонившись к ним. — Если поразмыслишь хорошенько, увидишь ее в другом свете. Это смелый ход — вот что главное. Смелость, смелость — вот что мне по душе. Никому в городе такого и на ум не пришло.

— Но я же понятия не имею о работе в ресторане или ночном клубе.

— Чепуха! Об этом пусть Дженкинс думает.

Кип понял, что теперь у сенатора совсем иное настроение, чем в утро их первой встречи на воле, когда Маклейн, возможно, корил себя за то, что обычно подчиняет жизнь своим порывам и прихотям. Но, как видно, любопытство сенатора разгоралось все больше. Ему доставляло особое наслаждение наблюдать, как осуществляется его идея. Для него это было странно волнующее приключение, этакая умозрительная забава.

— Вот программа, Кип. Ну как, всем удобно? Эллен, поясни, что будет непонятно. Какая огромная радость, Кип, что вы с нами!

— Ах! Папа произносит приветственную речь, — томно протянула Эллен. Почти прильнув к Кипу, она засмеялась, и Кип так и не понял, над кем она подсмеивается — над ним или над отцом. И сразу показалась ему очень испорченной, надменной, чужой, но в то же время более привлекательной.

— Можно я у вас кое-что спрошу? — шепнула Эллен.

— Конечно, мисс Эллен, все, что хотите.

— Уверена, вам такого вопроса еще не задавали.

— Попытаюсь ответить, если смогу.

— Обещаете?

— Договорились.

— Ну так слушайте: не возникает ли у вас иногда желание ограбить банк?

— Нет, мисс Маклейн, не возникает.

Она захихикала, спросила:

— Правда ведь никто у вас такого не спрашивал?

— Если человек чувствует в душе то, что я, — начал он серьезно, — такие бредовые мысли ему в голову не приходят…

Но в этот миг снова погасили свет. Фигуристка из Лондона в золотистом костюме скользила по льду в плавной «ласточке», и луч прожектора неотрывно следовал за ней, лаская ее прелестные стройные ноги, а золотистая юбочка радужно сверкала. Мужчины в ложах разглядывали фигуристку в бинокли и восторженно хлопали в ладоши, когда она скользила мимо. Но вот на лед вышли все члены клуба фигурного катания. Они готовились исполнить эксцентрический номер «Охота на льду»: с собакой в роли лисы и мальчиками в бурых шубках с хвостами — они изображали борзых, — и с множеством лошадей — по два фигуриста под одним парусиновым чехлом.

Кип выжидал момент, чтобы сказать Эллен, каким нелепым был ее вопрос, но, когда на льду неуклюже запрыгали парусиновые лошади и мальчуганы — борзые, он понял, что в этом сказочном замке его серьезность просто неуместна. Должно быть, интерес Эллен к нему не выходит за пределы этого волшебного мира, где яркие фигуры старательно и по-ученически скованно выделывают свои па.

Сенатор гудел что-то знакомому в соседней ложе:

— Судя по геологической формации, там наверняка должна быть руда. Томпсон никогда не ошибается. Дайте им еще время, пусть поищут. Они бурят всего месяц. Вы видели образцы у меня в кабинете?

— Я еще кое-что хотела узнать… — шепотом сказала Эллен.

— Слушаю вас…

— Вам на самом деле нравилось грабить банки?

— В те времена, может, и нравилось.

— А что именно вам в этом нравилось?

— Да, наверно, острые ощущения, — нервно ответил Кип.

— Этого каждый хочет, не правда ли?

— Ну, я-то хотел по большому счету.

— А скажите, — зашептала она возбужденно, — разве вам не будет недоставать этой остроты ощущений? Мне бы недоставало.

— Нет, у меня теперь есть кое-что получше.

— Что же?

— Просто хорошие, добрые чувства, — ответил он, сознавая себя последним дураком.

— А как вы их обрели?

— Стал смотреть на вещи по-другому, понимаете?

— Не понимаю.

— Человеку нужен стимул, нужно во что-то верить.

— Не слишком оригинальное открытие.

— Что ж… — начал он и запнулся.

— Ну, ну, очень интересно, пожалуйста, продолжайте. Вы, право, меня заинтересовали, — подстегивала его Эллен.