Морли Каллаган - Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу

Она пошевелилась и прошептала:

— Нет. Мое имя, мое настоящее имя… Ах да, Тулан.

А Боузли крикнул:

— Тулан! Это придумать. Ну, раз ей так хочется пусть будет Тулан. Эй, Чоун…

— Оставьте Чоуна в покое, Боузли, — сказал он. — Заткнитесь. Вы что, никогда не бредили? А после того, что ей пришлось перенести…

— У меня на это хороший слух, вот что! — сказал Боузли.

— Сказано вам: заткнитесь, — сказал он.

Боузли ответил угрюмо и злобно:

— Мне ведь тоже может что-нибудь сниться, сэр. Тулан, это надо же!

Внезапно, словно все еще в кошмаре, она выпрямилась и дико посмотрела вокруг. В лунном свете ее лицо было мертвенно бледным.

— Где я? — вскрикнула она. Потом ее глаза остановились на нем, и она простонала: — Господи, Айра Гроум. Слава богу, это вы! — Она раскинула руки и вдруг обняла его. Он знал, что Чоун приподнялся и не спускает с них глаз, в которых блестит луна, но ему было все равно. Если в миг стремительного возвращения из кошмара в мир сырого холода она не смогла больше притворяться, не смогла больше прятать от Чоуна правду даже ради упоения местью, ни о чем другом он думать не хотел. Он крепко обнял ее. Она, дрожа, прижималась к нему, и он забыл про Чоуна. Он просунул руку под ее бушлат, а она прижалась к нему еще теснее, его ладонь легла на ее грудь, и на него словно хлынуло все тепло мира. Ее мокрые волосы скользнули по его лицу, ее губы прижались к его губам, а плот соскользнул в ложбину, снова поднялся на волну, и пенистый гребень осыпал их брызгами.

— Айра Гроум, Айра Гроум, — сказала она. — Где мы?

— Что-что? — крикнул Боузли с сумасшедшим хохотом. — Я понимаю, что с вами, мистер Гроум. Вы махнули на все рукой. Вам теперь все до лампочки, и вы щупаете ее на холоду, как эскимос. Верно, мистер Гроум?

Чоун ничего не сказал. И сила этого молчания заставила его очнуться.

— Заткнитесь, Боузли, — сказал он.

— Так ведь я тоже замерз. Возьмите меня в долю, мистер Гроум.

— Заткнись, Боу, — сказал Мейсон.

— Ты мне рта не затыкай, Мейсон. Подумаешь, подчищала из лазарета!

— Как только мы доберемся до берега, Боу, получишь в морду.

— Боузли! — крикнул он. — Я отправлю вас на губу.

— Вот бы мне сейчас на губе сидеть, сэр!

И тут сквозь всплеск крутой волны он услышал голос Чоуна:

— Эй, мистер… эй, мистер…

Он прополз туда, где лежал Чоун, опираясь головой на валик, и нагнулся над ним.

— Ну что, Чоун? — спросил он жестко.

— А вот что, — сказал Чоун, и в холодном свете луны он ясно увидел презрительную усмешку на бородатом лице. — Запомните вот что, — сказал Чоун, хрипло дыша. — Никто не хотел ее больше, чем я. Никто не знал о ней больше, чем я. Никто не молится на нее так, как я. Никто не любил ее больше, чем я. — Он закашлялся и вытер губы. — А вы — пустое место, — прошептал он презрительно. — Пустое место. И все. Проваливайте.

— Ну ладно, Чоун, — сказал он ему на ухо. — Я все о вас знаю. И о ваших фантазиях тоже знаю. Поберегите дыхание. Чтобы протянуть подольше.

Он уже отвернулся, когда Чоун сказал:

— Нет!

Значит, он понял, что она рассказала ему о себе и о нем, — понял и не мог поверить.

— Нет, — шептал он с отчаянием. — Нет.

Но Боузли, который пододвинулся к Джине, сказал:

— Мисс Биксби, а мисс Биксби…

— Что?

— Все в порядке, а? На таком холоду что угодно скажешь, лишь бы чуточку согреться. Ну, так все в порядке?

— Все в порядке, — сказала она, протягивая Боузли руку нелепо вежливым жестом. Когда Боузли взял ее руку, она попыталась любезно улыбнуться. Тут плотик резко накренился. Они услышали всплеск. Ее лицо было повернуто в ту сторону, и она вскрикнула:

— Джетро!.. Нет!.. Удержите его!

Мейсон, сидевший ближе всех к Чоуну, уже попытался схватить его, когда он перекатывался через валик, а теперь снова протянул к нему руки, так далеко и так стремительно перегнувшись через борт, что их всех швырнуло в его сторону.

— Какого черта! — взвизгнул Боузли. — Сиди смирно!

Голова Чоуна возникла на миг футах в восьми от плотика и скрылась.

— Жилет! Где его спасательный жилет? — закричал он.

— Джетро! — ахнула она. — Кто-нибудь… кто-нибудь… — Выпрямившись, откинув голову, она истошно закричала и гневно умолкла, выжидая. — Джетро, вернись… вернись, сукин ты сын! — Потом приподнялась и точным движением, даже не качнув плотика, нырнула в волну.

— Господи! — вскрикнул он, оцепенев от неожиданности, а она плыла за Чоуном. Она ведь говорила, что хорошо плавает.

Очнувшись, он крикнул:

— Я ее вытащу, — и перекинул ногу за борт.

— Нет! — рявкнул Мейсон, хватая его за плечи. — Нет! Нет! Опомнитесь! — кричал он. — Вы же совсем ослабели. Вы утонете. Жилет удержит ее на воде. Мы поищем. — Он вцепился в него еще крепче. — Извините, сэр, — сказал он.

Боузли молчал и отчаянно греб в ту сторону, куда она поплыла, но плотик почти не двигался.

— Господи, Боузли, — повторял он. — Господи, господи! — Он все еще не понимал своей мгновенной растерянности. — Я бы мог ее схватить. О господи, я бы мог ее схватить, — стонал он.

— Не могли, — крикнул Мейсон. — И я не мог.

В темноте они видели воду вокруг не дальше, чем на десять футов. Когда плотик соскальзывал с волны, все заслоняла покатая стена воды, а плотик кружило, и они уже не знали, в каком направлении искать. Если бы светила луна или хотя бы звезды!

— Больше десяти минут им не продержаться, — сказал Боузли.

— Нет, она крикнет. Мы ее услышим. Слушайте, Боузли, — сказал он с отчаянием.

— Сюда! Сюда! — кричал Мейсон. Это был тоскливый, беспомощный крик. Боузли тоже начал кричать. Они звали среди темноты и плеска волн.

— Слушайте! — внезапно сказал он. — Я слышу ее. А вы не слышите? Вон там. Я ее слышу. — Они прислушались и покачали головой. А он все поворачивался и показывал, пока Мейсон наконец не сказал мягко:

— Не мучайтесь зря, номер первый.

Плотик бесцельно покачивался на волнах. Он откинулся на спину. Ни Боузли, ни Мейсон, которые уже перестали кричать, не заговаривали с ним. Не заговаривали они и друг с другом. В этом долгом молчании он почувствовал, что совсем застыл и ослабел от потери крови. Его левая рука онемела до самого плеча. Мало помалу море совсем успокоилось, небо чуть посветлело и волны уже не стряхивали на плотик брызги пены. Наконец Боузли сказал:

— Вы меня простите, номер первый. Разве вы не знали, что она подружка Чоуна?

— Она не была подружкой Чоуна.

— Тогда я не понимаю, — сказал Боузли.

— Чего ты не понимаешь, Боу? — спросил Мейсон.

— Ты же слышал, как она кричала.

— Ну, слышал.

— Так что ты думаешь?

— Не знаю, — сказал Мейсон. — Только я знаю, что в истерике люди ведут себя как сумасшедшие.

— А у нее что — была истерика?

— Нет. Но…