Морли Каллаган - Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу

Здесь, в этой комнате, где она сидела вот так и улыбалась ему, а под ветром дребезжало стекло, он вдруг забыл, кто он. Впервые за долгие годы он ощутил чувство покоя, оттого что о нем тут ничего не известно. Говорил обо всем, что приходило в голову, и низкий голос его звучал дружелюбно, участливо. Все же наконец она взмолилась:

— Я спать хочу. Простите, я совсем сонная. Вам-то ничего, а мне рано вставать.

— Еще не так поздно.

— Прошу вас, идите домой.

— Уйду, не беспокойтесь. — Он увидел ее покрасневшие веки и, поднимаясь, поддразнил: — Ребенку пора баиньки.

— Как называется ваша гостиница?

— «Корона», — ответил он с тягостным чувством.

— Счастливого Нового года, гость из «Короны»!

— Счастливого Нового года! — сказал он.

Больше он к ней не пошел — Дженкинс по всему городу расклеил афиши с его портретом. В новогодний вечер он с Дженкинсом стоял у окна в кабинете, наблюдая за прибывающей публикой. Рослый швейцар в синей униформе огромным зонтиком прикрывал от густого мокрого снега дам в меховых шубках. Те закидывали голову и разглядывали мигающую огнями вывеску. В ее сиянии их лица казались красными, возбужденными.

— Просто великолепно, — сказал Дженкинс. — Весь город к нам хлынул.

— Что, если они меня на смех подымут?

— Еще чего! Ты же знаменитость. А сам, кажется, до сих пор этого не уразумел.

— А что я должен делать?

— До полуночи я тебя на них не выпущу, понял? Новый год — отличная для тебя рамка. Будешь красоваться в самой гуще новогодней кутерьмы. Подожди тут немного, я приду за тобой.

На улице звучал смех, оживленные голоса, из ресторана доносилась музыка. Там играл негритянский джаз. Сейчас, оставшись наедине с собой, он понял, что не вынесет, если его осмеют. Он прислушивался к глухому стуку своих шагов по ковру, и ему чудилось, что его заперли в клетку. Покой, который он ощутил в комнате Джулии Эванс, казался теперь необычайно прекрасным. Он вспомнил ее рваные туфли и подумал: «Надо бы ей послать пару». И, чтобы отвлечься от мыслей о предстоящем вечере, сказал себе: «Сделаю это сразу, нечего откладывать».

Он надел пальто и шляпу, украдкой спустился вниз и через боковую дверь вышел в переулок. Перейдя на другую сторону улицы, он отправился искать обувной магазин. Мокрые хлопья снега таяли на его лице. Его легкие нарядные туфли тонули в снегу. Изморозь белым занавесом затянула освещенные витрины — в них ничего не было видно, и он уходил от гостиницы все дальше, озираясь по сторонам в поисках обувного магазина, а когда набрел на него, там уже гасили свет. Но он постучал, и его впустили. Он купил пару коричневых туфель на шпильках и отделанные мехом короткие светлые ботики.

— Пошлите их вот по этому адресу, и чтоб с новогодней открыткой. Скажете: от сапожника, ясно? — наказал он удивленному продавцу.

И, посмеиваясь про себя, в приподнятом настроении поспешил в гостиницу. Тщетно махал он проезжавшим мимо такси — в новогодний вечер они все были набиты горланящими, поющими пассажирами. Он кинулся бегом, огромными скачками, шлепая по мокрому снежному месиву, крахмальный воротничок его измялся, рубашка липла к телу. Наконец в снежной дымке завиднелось рубиновое сияние гостиницы, и он услышал музыку.

Незаметно пробравшись сквозь толпу в вестибюле, полном гомона и смеха, он уже поднимался по лестнице, когда на полпути его окликнул Дженкинс:

— Кип! Что это? Какой ужас! Давай сюда пальто.

— А в чем дело?

— Где ты пропадал?

— Покупал туфли.

— Приехал Уиллз, мэр города. С сенатором Маклейном. Это же замечательно! Он вот-вот уйдет. Скорей, мы еще успеем его поймать.

Держась под руку, они сбежали по лестнице.

— Слава богу, — вздохнул Дженкинс. — Вот он, как раз собирается уходить.

Напыщенный толстячок шагнул навстречу, протянул ему руку.

— Мне очень приятно, — произнес мэр.

— Очень благодарен, сэр. Надеюсь, у вас будет счастливый год.

Из ресторана выходила публика, толпилась вокруг них.

— Я весьма горжусь тем, чего мы добились для вас, Кейли, — громогласно заявил мэр. — Вот за это и ратует наш общественный строй. — Мэр благоволил к сенатору Маклейну, с его помощью он нажил кучу денег на акциях золотого прииска. — Как-нибудь заходите ко мне, Кип.

— О, сэр, я буду счастлив.

— В любое время. Думается мне, у вас немало полезных идей касательно условий тюремного быта. — Похлопав Кипа по плечу, с шутливой серьезностью он добавил: — И пожалуйста, в следующий раз, когда вздумаете очистить банк, не забудьте дать мне знать — я составлю вам компанию.

Раздался дружный хохот.

— Конечно, конечно, — растерянно сказал Кип и тоже засмеялся.

— Он молодчина и большой шутник, — после его ухода сказал Кип Дженкинсу. — Как считаете — он всерьез пригласил меня заходить?

— Ну конечно, всерьез. А ты тоже давай всерьез — сходи непременно.

Народу вокруг них все прибавлялось.

— Черт побери, это портит мои планы, — досадовал Дженкинс. — Если ты не зайдешь в зал сейчас — все разозлятся. — Он нервничал. — Сделаем так: проберись туда украдкой, сядь с сенатором и не высовывайся.

Укрываясь за пальмами у дверей, Кип попытался войти в зал незаметно, но увидел, что люди за столиками поднимаются с мест. Он мигом юркнул в укрытие.

— Вот он, за пальмой! — завопил кто-то.

Он оцепенел от изумления, лицо его застыло в кривой растерянной улыбке. Похоже, весь город охотится за ним, а он стоит тут одинокий, беспомощный и ищет глазами сенатора.

— Господи! — выдохнул Кип. — Чего им от меня надо!

Но вот чуть подальше он увидел в зале сенатора Маклейна с Эллен и пожилым человеком — издателем. Как торжествующий волшебник, сенатор, пожалуй, единственный тут близкий ему человек, призывно махал Кипу рукой.

— Мы здесь, Кип, сюда! — звал сенатор.

Пока он шел, весь дрожа от волнения, люди тянули к нему руки, чтобы дружески его коснуться.

— Бог ты мой! — шептал он. — Что же это такое?

— В жизни не видал ничего подобного, — сказал сенатор.

Издатель протянул Кипу руку, а Эллен, чье капризное личико светилось оживлением, тихо проговорила:

— Папа обещал, что вы будете сидеть с нами, и вот — вы тут.

Но он молчал и лишь оторопело глядел на них. Слишком быстро преподносили ему сюрприз за сюрпризом.

— Я виделся с мэром, — сказал наконец Кип сенатору. — Он был очень приветлив. Хочет, чтобы я к нему зашел. Вам что-нибудь известно насчет этого?

— Он был бы глупцом, если б держался с тобой иначе. Ты же разгуливаешь по городу как живое воплощение его программы общественных мероприятий.

— Ну надо же! Сам глава города в меня верит.

Отовсюду, со всех столиков, к нему взывали, сипели театральным шепотом: