Роман Лерони - 100 и 1 день войны

Инструктор был мужиком. В полном, армейском понятии этого слова. Толковый, как пилот, необъятный в знаниях, как инженер, непревзойдённый, как боевой офицер, плюс, принципиальный и прямой в выводах и суждениях. В нём не было той скрытной особенности, присущей остальным, штатным инструкторам училища. Они загодя решали судьбу курсанта. Они определяли брешь в пилотировании молодого пилота заранее, а затем планомерно вытягивали того до момента, когда он себя «проявит». Зачастую это заканчивалось списанием несостоявшегося пилота с небес. Зато армия избавляла себя от будущих лётных происшествий и трагедий.

Этот же инструктор был иным. Наверное, потому, что сам учился пилотированию Ка‑50 не у училищных инструкторов, а у боевых пилотов. Это уже другая школа.

сценарий, литературная адаптация

Это был капитан Фесун. Он, как узнал Вадим, будучи уже здесь, в Отряде Вергеева, остался в училище, которое к уже имеющемуся парку Ка‑50 получило ещё пару машин, и ещё одного инструктора.

Первый полёт на Ка‑50 запомнился гораздо ярче, чем на Ми‑8… Фесун проводил его до открытой двери кабины, молча подождал, пока пилот «упакует» себя в кресле, после протянул шлем.

— Я знаю, Вадик, что ты всё помнишь. Знаю, что всё сделаешь. Главное выполнить основные правила: не налегай на РППУ — это не штанга; постоянно триммируйся — незачем махать ручкой по всей кабине; работай педалями и следи за вектором сноса на ИЛС. И слушай меня, курсант!

Вадим хотел повторить всё услышанное, но инструктор решительно закрыл дверцу, замкнув курсанта в узком пространстве кабины наедине с внезапной самостоятельностью.

В остекление кабины он видел, как капитан не торопясь пошёл к машине ППУП (передвижной пункт управления полётами), и вбежал по ступеням в нутро кунга. Через минуту в телефонах шлема раздался щелчок, красноречиво говорящий о том, что можно делать запрос на запуск.

Первое впечатление от полёта… Конечно, упражнение по висению трудно назвать полётом, но всё–таки! То, что «акула» любит РППУ — это было ясно сразу после отрыва, и чем нежнее, а вместе с тем и увереннее, рука работает с ручкой, тем был естественнее полёт. Работа с РОШ была не сложнее. Та сила, которая заложена в этом рычаге управления была настолько же невероятной, как и послушной. Не было той непредсказуемой, как для малоопытного пилота, инертности «шмеля», а была тонкая покорность превосходной машины. Поэтому отрыв произошёл несколько быстрым, чем требовалось. На установленную высоту в десять метров пришлось снижаться, компенсируя педалями вправо вращение машины влево. Но затем всё пошло, как по нотам. Триммирование перед висением и включение автомата висения; визуальный ориентир в лобовом стекле ровно в середине. Вертолёт висел, как привязанный, ровно и уверенно. Все показания приборов были в норме. Небольшой боковой ветер, его короткие порывы автопилот отрабатывал чутко и точно. Затем отключение канала направления на панели автопилота и выполнение разворотов. «Земля» молчала.

«Скат, 12‑й упражнение выполнил. Разрешите посадку?»

Уже потом, вспоминая всё происшедшее, Вадим был уверен, что в его голосе было больше сожаления, чем уверенных ноток рапорта. Фесун ответил не сразу, и эта пауза могла означать жирный крест на карьере пилота Ка‑50. После этого первого полёта уже было что терять. Он породнился с «акулой».

«12‑й, Скат: посадку не разрешаю. 12‑й, выполняй два больших круга. Во время первого выполняешь имитацию захода по–самолётному. Второй круг завершаешь посадкой по–самолётному и рулением. Выполняй!»

Потом было лишь одно замечание после Первого разворота.

«12‑й, Скат: «блинчики» будешь рисовать на «шмелях. Отрабатывай крены! Как понял?»

Что было непонятным? Пришло время становиться самостоятельным пилотом.

Правда, не всё прошло гладко. Перед касанием машина упорно не хотела ставать на стойки. Она уверенно продолжала полёт на минимальной высоте, словно над бетоном ВПП была ещё какая–то невидимая поверхность и «акула» уверенно по ней катилась.

«12‑й, Скат: опусти РОШ. Ещё опусти…» Опускать было боязно, но требование инструктора было полно железной уверенности. Мгновение, и стыки бетонных плит ласково залопотали под резиной баллонов. Доклад о касании, запрос о рулении и память на всю жизнь.

— Это обычное дело, пилот, — поучал капитан, помогая рассупониться в кресле. — «Акула» неохотно садится. Её надо заставлять, продавливать ручкой вниз на малой высоте. Машина очень любит небо и не спешит его покидать. Запомни это, как и то, что всё тебе решать в воздухе. Ни я, никто другой не сядет тебе на крыло, чтобы помочь. Больше уверенности и меньше сомнений.

Он всех, кто прошёл «круги» и посадку «по–самолётному» в дальнейшем называл только пилотами. Остальных курсантами. Это имело значение и дорогого стоило.

Из четвёрки кандидатов, после первого облёта остались только двое. Остальные в рапортах на следующий день попросили вернуть их на Ми‑8. Описывая причину в «курилках» училища, они сетовали на непредсказуемость «оборотня». Вадиму же причина виделась в другом. Они не были готовы к самостоятельности в небе. Лишь годы спустя, наработав опыт «правака», они пересядут в левую чашку в кабине вертолёта и станут командирами ВС.

Они добежали к дыре одновременно. Старший лейтенант Пошехонец в этот раз дышал хотя и тяжело, но не задыхался. Вадим уже собирался нырнуть в дыру, скрытую от сторонних глаз разлапистым кустом сирени, которая зелёным пушистым валом подпирала бетонный забор гарнизона.

— Погоди! — остановил его Илья, всматриваясь куда–то в сумрак дороги. — Я слышу женщин.

сценарий, литературная адаптация

Он вытер губы. Со стороны это выглядело алчно и неприятно. Вадим знал, как и многие другие, что старший лейтенант Пошехонец не такой бабник, каким хотел казаться. Несколько дней назад к нему из Москвы прилетела супруга. Никто её не видел вживую, но фотокарточка, прилепленная на внутренней стороне дверцы шкафа в раздевалке, заставляла задержаться на милом женском личике больше, чем это было положено скромностью.

Из сумрака вышли две женщины. Одна лет 30-ти, другая явно младше. Обе кутались в лёгкие куртки, были одеты в скромные платья и лёгкие туфли на низком ходу. Женщины о чём–то тихо, но оживлённо беседовали.

— Доброе утро, мальчики, — поздоровалась та, что была старше своей спутницы, при этом даже не посмотрела в сторону офицеров.

— Здравия желаю, дамы! — гаркнул Илья. — Провожатые не нужны?

Женщины не останавливаясь, прошли дальше. Младшая только развернулась и улыбнулась, как показалось Вадиму. Сумерки в такую сентябрьскую рань были довольно плотными, чтобы быть полностью уверенным в том, что видел.