ПИТИГРИЛЛИ - КОКАИН

– Спроси ее.

– Ты думаешь!

– Она принадлежит к числу тех, которых обо всем можно спрашивать.

И, обращаясь к ней:

– Правда ли это, сударыня, что у вас есть черный гроб и…

– Правда, – подтвердила та.

– И что… – осмелился, было, Тито.

– И что он служит мне для любовных утех? Ну, конично! Это очень удобно, восхитительно. Когда умру, меня закроют в нем навсегда, и я найду там все самые сладкие воспоминание моей жнзни…

– Ах, ради этого… – сказал Тито.

– Нет, не только ради этого, – продолжала дама. – Есть и еще одна хорошая сторона: потом я остаюсь одна, совершенно одна: мужчина вынужден уйти; после этого мужчина становится мне противным; извините, но мужчина после этого всегда становится противным потому что или, следуя своему мужскому импульсу, сейчас же встает, как со стула дантиста, или из вежливости и воспитания остается подле, и тогда он мне тоже отвратителен, потому что в нем есть что-то такое, что не напоминает больше мужчину – как бы это сказать? – есть что-то, извините меня, как бы мокрое…

И она продолжала прерванную с Ночера тему.

– Кто состоит теперь ее любовником? – спросил Тито.

– Один художник, – ответил Ночера. – Но женщины, подобные этой, всегда имеют под рукой пять-шесть на смену.

На следующий вечер Тито Арнауди и Пьетро Ночера были приглашены к мадам Калантан Тер-Грегорианц, которая жила в вилле около Елисейских полей – аристократической местности кокаинистов. Тут в великолепных виллах собирается действительно «весь Париж» для того, чтобы в приятном обществе наслаждаться веселящим действием этого зелья. Здесь бывают все, начиная безусыми юнцами, виверами, прожигателями жизни и кончая подагриками, доживающими свои дни развалинами; женщин вы тоже встретите здесь всех возрастов, развития, телосложения… На «партию кокаина» приглашают так же, как приглашают на чашку чая или обед. В некоторых домах зараза эта идет от внуков пятнадцатилетнего возраста до дедов -

семидесятилетних стариков. Кокаиномания в супружествах вещь очень распространенная; если бы кокаин не ослаблял нерввую систему мужчины и не делал холодной женщину, надо думать, что дети от такого брака в первую очередь нуждались бы в кокаине, как детям морфинистов приходится делать вспрыскивание морфия. Алкоголик обладает по крайней мере способностью судить о том зле, которое делает, тогда как кокаинист лишен и этого…

Вилла мадам Тер-Грегорианц была вся белая, как обветренная кость, и круглая, как древний греческий храм; сбоку был расположен небольшой треугольный садик, вечно зеленый.

Виллу эту можно было бы охарактеризовать выражением «вилла феи любви».

Тито Арнауди и Пьетро Ночера приехали в открытом автомобиле уже довольно поздно вечером, или, правильнее, ранней ночью. Круглая луна светила с усыпанного звездами неба. В садике, то здесь, то там, белели в вырезах фраков ослепнтельные сорочки мужчин.

Вестибюль виллы был в стиле возрождения: по стенам мифологические фрески наподобие тех, которые можно видеть в Помпее и при виде которых стыдливые англичанки говорят shoking. Темпе ратура – вроде той, которая бывает в теплицах.

Оба итальянца отдали свои цилиндры швейцару и в сопровождении лакея, украшенного золотыми галунами, вроде турецкого адмирала, прошли по полукруглому коридору в большой зал.

Это было зал пингвинов. Над зеркалами, покрывавшими почти все стены, были разрисованы по-

лярные виды: безбрежные снега, гигантских размеров льдины, северные птицы и звери.

Пингвины были похожи на джентльменов во фраках.

Огромный ковер с иероглифами белыми, зелеными и голубыми покрывал всю комнату. На полукруглых диванах разбросаны тигровые шкуры и вышитые подушки. Ни ламп, ни окон в комнате не было, но со стеклянного потолка лился мягкий голубоватый свет.

– Мы восторгались пещерой волшебницы, – сказал Тито, идя навстречу Калантан, которая протягивала одну руку ему, а другую его приятелю.

– Мы первые? Еще слишком рано?

– Правда, но ведь кто-нибудь должен быть первым.

Слуга не успел еще опустить огромный мех, который закрывал дверь, как снова поднял его и провозгласил три титула и три фамилии.

Вошло трое мужчин.

Один из них был высокий, худощавый, бритый; волосы совершенно белые; белые же баки придавали лицу его выражение maitre d'hotel?я.

Хозяйка дома представила его:

– Профессор Кассиопеа, директор обсерватории; у него самый большой в мире телескоп.

И, представляя итальянцев, сказала:

– Доктор «Лунный свет», профессор «Где цветут апельсины»: редакторы ежедневной парижской газеты.

Вместе с профессором-астрономом вошло еще двое мужчин:

– Художник Triple sec.

Молодой блондин был действительно сух, как палка.

– Доктор Панкреас, с медицинского факультета.

Все пятеро мужчин, следуя приглашению хозяйки дома, направились к дивану.

Диван этот был таким обширным и эластичным, что ноги сидящих оказались на уровне плеч. Чтобы не представлять собой довольно неэстетическое зрелище, приходилось или стоять, или вытянуться во всю длину.

Слуга заявил о приходе новых гостей.

Богатый промышленник; антиквар, имеющий среди своих клиентов нескольких низложенных королей; блондинка неопределенных лет – между тридцатью и шестидесятью, известная кокотка не у дел, затем еще мужчины и женщины.

Одна из дам заявила, что господин*** придет позднее, так как должен где-то читать трагедию Корнеля.

Один старый господин извинился за своега коллегу, который уехал в Марсель для производства какой-то операции. Художник сейчас же понял, что это за операцие в Марселе. Хирург, член выдающейся масонской ложи, всегда был завят по четвергам.

Появились новые гости: представление, приветствие и никакого удивление по поводу такой встречи.

Четверо слуг внесли около сотни подушек разных цветов, величин и узоров и разложили их около дам, которые сидели иа диванах.

Красавица Калантан была окутана точно туманом: темно-серое платье, с зеленовато-голубым отливом, плотно, точно трико, облегало ее тело; никаких украшений или вышивок, которые оттеняли бы выступы фигуры; казалось, что это базальтовая статуя, но, если тронешь ее, то почувствуешь мягкость вампира; под платьем, поверх тела, ничего не было: даже рубашки из фуляра; вокруг тальи зеленый шнур, завязанный на животе узлом, скрепленным двумя большими смарагдами. Зеленые чулки, туфли

из зеленого шелка и, покрытые зеленым лаком, ногти.

Раздвижная дверь открылась, и на пороге появился бледнолицый юноша, похожий скорее на девушку, который держал в одной руке скрипку, а в другой лук. Хозяйка сделала ему знак, и он исчез.