ПИТИГРИЛЛИ - КОКАИН

Раздался взрыв смеха, похожого на дребезжание стеклянной посуды на металлическом подносе.

– Убирайся туда, дура! – закричал хозяин.

Девушка со стеклянным взором сделала шага два назад, а затем, как побитая собака, вошла в соседнюю комнату, дверь которой была завешена розоватой занавеской.

– Sas de petard ici, – произнес хозяин на argot; а затем, поняв, что Тито иностранец, перевел: – не надо шуметь.

– Это вы мне говорите? – недовольным тоном спросил Тито.

– Нет, этой девчонке – обяснил хозяин.

Когда шоферы ушли, приятсль Тито пошептался

немного с хозяином, который вместо ответа поднял розоватые занавески и, кланяясь, сказал:

– К вашим услугам!

Тито и его друг вошли, как входят в музей восковых фигур, только для мужчин в возрасте от восемнадцати лет и больше.

Приход их был встречен с некоторым недоверием. Желтоватый, спокойный свет падал на столики, покрытые зелеными скатертями, подобно ломберным или экзаменационным столам. Комната была небольших размеров; по стенам шел диван, в разных местах было раccтавлено восемь столиков, пианино, несколько журналов, захватанных пальцами и залитых ликером, и зеркало, исцарапанное алмазом.

Тито прежде всего обратил внимание на помещение, хотя, следуя совершенно понятному импульсу любопытства, должен был бы посмотреть сперва на присутствующих; чтобы не вызвать никакого подозрения и не казаться неопытным в деле отравления наркотиками, он непринужденно сел на диван рядом со своим другом.

Он взял в руки один из журналов.

Три женщины посмотрели на него с некоторой подозрительностью и обменялись между собой какими-то замечаниями по его адресу, но он не разобрал, что они говорили. Однако девица, которая перед тем раccмеялась в буфетной по поводу его фразы, обращаясь к остальным, сказала:

– Недурен, канашка!

Тито осмотрел внимательно каждую из четырех женщин и заметил, что одеты они были в легкие, поношенные платья, башмаки на них были стоптанные, общий вид поблеклый. У одной из них шее была недостаточно хорошо вымыта, ногти, хотя и полированы, но слабо, так что розовый оттенок вместе с черной каймой пронзводил неприятный контраст.

Женщины сидели тесно одна подле другой, как сидят птицы в клетке для того, чтобы согреться, и держали ноги на перекладине стола; одна же из них поставила ноги на тот же стул, на котором сидела, и согнула их так, что могла положить подбородок на колени. У веех их был какой-то стеклянный взгляд; на бледных лицах резко выделялись искусственно подкрашенные губы.

Эти молчаливые женщины, казалось, ожидали смертного приговора, который им должен произнести кто-то, кто с момента на момент может войти через двери, на которые одна из них от времени до времени посматривала, но никто не входил.

Под большим зеркалом два худощавых человека механическ играли в кости с таким видом, как захудалые архивариусы ведут свои реестры в пыльном помещении, получая вознаграждение не за ту работу, которую исполняют, а за время, которое употребляют на это. У одного из них на шее был платок, который должен был заменять собой воротничок и галстук. Другого игрока Тито видел только спину и затылок: на затылке виднелись сбившиеся в косичку волосы; но когда тот по-вернул голову, чтобы посмотреть на вновь прибывших, Тито увидел и его лицо. Это было одно из тех неприятных лиц, которые встречаются только в дни генеральных забастовок. Лицо это было длинное, худое, почти все изеденное оспой.

Девушка, которая дала возможность услышать свой голос, поднялась и подошла к одному из игроков; она нагнулась над ним и пощекотала щекой его ухо, но мужчина невозмутимо продолжал играть. Тогда она подняла ему фалды пиджака, вынула из задняго кармана брюк портсигар и, возвращаясь к товаркам с зажженной папироской в зубах, подняла ногу в уровень со спиной, а затем опустила ее на стол с такой силой, что зазвенели все стаканы.

– Это забавляет вас? – спросила она, обра-

щаясь к Тито, который не произнес до тех пор ни одного слова: – здесь мало веселого.

– Я замечаю это. В покойницкой веселее! – ответил Тито.

– Тогда идите туда! – пробурчала та обиженным тоном.

В это время один из играющих в кости быстро повернулся и строго сказал:

– Кристина!

Приятель Тито высказал свое предположение:

– Быть может, они приняли нас за полицейских или что-нибудь в этом роде.

Тито раccмеелся и повернулся к более разговорчивой девушке:

– Ваши подруги и игроки в кости должно быть составили себе очень странное об нас мнение. Мне кажется, что присутствие наше немного стесияет вас. Но мы не те, за кого вы нас принимаете. Я журналист, а это мой товарищ. Как видите, ничего страшного.

– Журналисты? – вмешалась одна из трех молчаливых женщин. – А что вы здесь делаете?

– То, что обыкновенно делают в кафе.

– А почему вы избрали именно это кафе, а не какое-нибудь другое на бульварах, откуда можно видеть шикарных кокоток?

– Потому что это более отвечает тому, чего я ищу…

– А что вы ищете?

– Коко!

Оба игрока положили кости и подошли к Тито. Один из них взял стул, сел на него верхом, прислонился грудью к спинке и, вынув из кармана пальто маленькую, серебряную коробочку, протянул ее открытой Тито.

Все четыре женщины бросились к нему.

– Ах, каналья!

– Противный урод!

– Грязное животное!

– Эгоист!

– А говорит, что у него больше нет!

– А мы умираем от жажды!

Одна из ннх протянула к коробочке большой и указательный пальцы, но мужчина ударом руки от странил их и воскликнул:

– Руки прочь!

Женщины не унимались.

– Порошку!

– Зелья!

– Коко!

С раздувшимися ноздрями и сверкающими глазами, они жадно ухватились за коробочку с белым порошком, как утопающие хватаются за обломок шлюпки.

Тито наблюдал за этими четырьмя телами, которые с жадностью извивались около коробочки с зельем, возведенным в какой-то символ, как около какой-то невероятной добычи. Тито смотрел и не видел ничего другого, как скрюченные пальцы, впивавшиеся до крови в ладони, чтобы заглушить крик отчаяния и муки.

Руки кокаинистов никогда нельзя забыть. Кажется, они живут своей особой жизнью, готовы умереть прежде других частей тела, и постоянно находятся в конвульсивных подергиваниях.

Глаза то загораются огнем ожидания, то покрываются пеленой меланхолии, раз замечают недостаток этого зелья; они горят каким-то зловещим блеском, точно в предсмертной агонии, в то время как ноздри страшно раздуваются и стараются уловить запах носящихся в воздухе молекул кокаина.

Прежде чем Тито успел воспользоваться предложенным ему порошком, четыре женщины запустили в коробочку свои пальцы и, точно священнодействуя, подставив вторую руку в виде подноса, отходили к