Иван Шипнигов - Нефть, метель и другие веселые боги (сборник)

Через неделю мне удалось задержать Натали в сознании на пять минут дольше, чем обычно. Я спросил, не хочет ли она заняться чем-то другим, например прогуляться завтра вечером.

– Я не знаю, что значит «прогуляться», – медленно ответила она. Глаза Натали уже стекленели.

– Как? Вообще не знаешь?! – глупо спросил я, хотя уже понимал, что ее механическое сознание ограничено пределами спальни. Я начал объяснять, как ребенку: – Гулять – это когда выходишь из дома и просто идешь по улице, разговариваешь и дышишь свежим воздухом. Можно зайти посидеть в кафе, выпить капучино.

– Капучино? Да, что-то такое я помню.

Глаза Натали впервые за время нашего невероятного знакомства приобрели живое, напряженное и непонимающее выражение. Скоро она застыла, а я еще долго гладил справа налево большим пальцем ее похолодевшие, выпитые до зерновой горечи губы.

На следующий день, вернувшись с работы, я обнаружил, что квартира пуста. В панике выбежал на улицу, громко звал Натали, забегал в каждую арку двора, набрасывался на прохожих – не видел ли кто девушку в… новая волна ужаса накрыла меня, когда я понял, что у нее нет никакой одежды, кроме ночной рубашки. Еще я вспомнил, что на столике в прихожей лежал второй комплект ключей, оставшийся от гостившего друга. Как она вышла, зачем, куда?.. Пробегав по окрестностям до полуночи, я брел к дому, и глаза у меня были, наверное, такие же стеклянные, как у моей механической Натали, которая исчезла так же внезапно, как и появилась.

Когда я дошел до дома, Натали стояла у подъезда. Кофейно-сливочные ноги ее были располосованы и окровавлены – сразу стало понятно, что на нее напали собаки. Она тряслась и плакала. Я обернул ее своей курткой, взял на руки и занес в подъезд.

Дома я со слезами радости и жалости обрабатывал ее раны перекисью водорода, целовал ее ноги, укутывал в одеяло на нашей итальянской кровати. За эту несчастную прогулку Натали заметно переменилась. Вполне осмысленно и живо она рассказывала:

– Ты вчера рассказал мне о прогулке… Я захотела этот темный горький напиток… Прогуляться, в кафе. Я начала вспоминать, как сидела однажды в таком месте, в другом городе, там вокруг было много темноволосых людей, они громко и быстро говорили и размахивали руками. Я тогда понимала, а сейчас все забыла. Здесь все такое серое. Серые дома, серые стены, серые лица. Серое небо, очень серое небо. И я решила вспомнить. Вышла, и на меня бросились собаки. Было очень больно. А теперь мне не больно. С тобой хорошо, не страшно.

– Но ты же была в одном белье? – зажмуривался я от страшной догадки. – Тебе было холодно? И… другие мужчины… не успели с тобой ничего сделать? Ну, плохого? Против твоей воли?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я всегда готова, ты же знаешь.

Я почему-то подумал, что бешенство от укусов собак ей не грозит.

С этого дня Натали, как выздоравливающий больной, начала понемногу вставать. Долго смотрела в окно, потихоньку бродила по комнате, а однажды даже приготовила нехитрый ужин: отваренные, небрежно откинутые макароны, в которых плавало слегка поджаренное яйцо. Все чаще, возвращаясь вечером домой, уже из тамбура я слышал авиационный вой стиральной машины.

Я много разговаривал с ней, рассказывал о жизни в городе, о своей работе – переплавлять одни знаки в другие, текстовые в денежные, – купил ей белый тонкий «Макбук» и научил пользоваться Интернетом. Она скоро завела страницу на Фейсбуке и немедленно попросила сфотографировать ее для аватарки в любимой развратно-рекламной позе в постели. Я сфотографировал, но обрезал снимок по плечи. После долгого спора она все же согласилась на это – кажется, мне удалось объяснить ей, что такое ревность.

В ближайшую субботу мы пошли в большой торговый центр возле издательства, где я работал. Это была первая наша совместная прогулка, и Натали восхищенно разглядывала умытую недавней грозой Москву. На пересечении Земляного вала и 1-го Сыромятнического переулка возле Курского вокзала черный блестящий BMW X5 упругими мягкими фрикциями плавно толкался в бордюр тротуара, пытаясь припарковаться, но явно боялся задеть стоящую совсем рядом маленькую застенчиво-вишневую Lamborghini Reventon, газовал слишком слабо и никак не мог водрузить передние колеса на зернистую мутно-розовую плитку. Наконец растерянно дал задний ход и уехал.

Лифт открытой конструкции в торговом центре медленно полз вверх, как поршень огромного стеклянного шприца, набирающего жидкость из декоративного бассейна внизу. Мы с Натали поднялись на нем и целый день обходили мутно-розовые прозрачные магазины, где в примерочных с нарядным, искусственным светом, приукрашивающим все живое, Натали ловко сбрасывала с плеч одни тоненькие бретельки, чтобы накинуть другие, подороже. Самое главное удовольствие я испытывал в обувных магазинах, решительно отвергая услуги печальных продавщиц в дешевых, скучных балетках, становясь перед Натали на колено и помогая ей примерять немыслимые по красоте и ценам туфли: яркие, лакированные, кожаные, замшевые, с узорами и бантиками пыточные устройства для самых нежных частей женского тела. Внешне я был галантным сверх меры рыцарем, внутри же у меня все возбужденно и пьяно звенело, как от удара мечом по шлему, когда ее теплая беззащитная ножка оказывалась в моей руке.

Натали оказалась прирожденной охотницей за туфлями и платьями. После тридцатой примерки и третьей покупки она приподняла ногу на каблуке и преисполненным жертвенной женственности движением уронила стопу налево, словно упав с мужчины, как неопытная наездница после оргазма. Дело было кончено.

Мы потратили всю мою зарплату и под конец зашли в кафе с итальянским названием на третьем этаже торгового центра. Совсем живая, усталая, радостная, Натали бросила гору пакетов на диван и сказала подошедшей официантке как ни в чем не бывало, словно она каждый день это произносила:

– Пасту и капучино, пожалуйста.

(В скобках осталось, как официантка Анна из кафе Lafe на третьем этаже торгового центра Atrium в Москве поменяла пепельницу сначала на пятом столике, потом на втором. Поменяла ложку, показавшуюся посетителю не совсем чистой. Поменяла по просьбе мужчины с женщиной за шестым столиком палочки для суши на вилку. Поменяла также и чашку кофе для этой капризной дамы, у которой по дороге разрушилось пенное сердечко. Поменяла выпавшую из салфетницы и упавшую на пол рядом с седьмым столиком стопку салфеток.

Пошла в туалет, поменяла прокладку. Вернулась и снова поменяла пепельницы на пятом и втором. Поменяла решение сходить на выходных с Виктором в кино на желание съездить с Олегом в загородный дом отдыха. Поменяла мысли об экзотической сексуальной практике, предлагаемой Сергеем, на менее консервативные. Поменяла расплывчатые мечты о пышной свадьбе с фотографиями, лимузином и тортом на четкие планы конспиративного посещения загса с последующим отдыхом вдвоем на острове с мелким белым песком.