Гарольд Роббинс - Воспоминания минувших дней

Мэми подошла ко мне.

— Еще?

Я отрицательно покачал головой.

— Соли достаточно?

— Вполне.

Она засмеялась и поставила передо мной чашку кофе.

— Точь в точь, как отец. — Сначала говорит, что недостаточно соли, а потом хвалит, хотя я ничего не добавляла.

Я посмотрел на Джека.

— Так что все-таки должно произойти завтра?

— Исполнительный комитет должен назначить Дэна исполняющим обязанности президента. До следующих выборов. Выборы будут весной, то есть, через девять месяцев. К этому времени мы надеемся полностью овладеть положением.

Что ж, если это задумал отец, значит, так и будет. Планы отца всегда сбывались.

Допив кофе, Джек встал из за стола.

— Ты не мог бы объяснить матери, зачем я улетел, и сказать, что я позвоню завтра утром?

— Нет проблем.

— Спасибо.

Через несколько минут снаружи хлопнула дверца машины. Подойдя к окну, я посмотрел во двор. От нашего дома отъезжал огромный черный «кадиллак». Проводив машину взглядом, я снова поднялся наверх и остановился у спальни матери. Как и прежде, в ней было тихо.

Медленно повернув дверную ручку, я заглянул внутрь. Несмотря на полутьму, я различил фигуру матери, лежавшей в постели. Во сне она казалась беззащитной, совсем не такой, какой была еще несколько часов назад. Я осторожно укрыл ее простыней и на цыпочках вышел из комнаты.

Спустившись в холл, я достал из чулана рюкзак, на сборы мне потребовалось немного времени и минут через десять я был полностью готов.

Я проснулся за минуту до того, как зазвонил будильник и, чтобы он не поднял на ноги весь дом, выключил его. В холле было темно, но в кухню, расположенную на восточной стороне дома, уже начали проникать первые лучи утреннего солнца. Я включил кофеварку. Как всегда, Мэми уже все приготовила.

Когда отец был жив, он обычно вставал рано, спускался на кухню и сидел там с чашечкой кофе, ожидая, пока проснутся остальные. На наши вопросы он отвечал, что для него это время размышлений, ему было просто необходимо побыть в одиночестве. Любую проблему он обдумывал до мелочей, после чего намеченный план оставалось лишь претворить в жизнь.

Забрав из своей комнаты сумку, я снова спустился вниз. Кабинет отца был открыт, и я, быстро подойдя к столу, выдвинул ящик.

Пистолет лежал на месте. Судя по всему, Ди-Джей и те, кого он привел, нажимали не на ту кнопку. Я взял пистолет и осмотрел его. Смазка оставалась нетронутой, а в обойме были все патроны. Для такого человека, как мой отец, держать пистолет не имело смысла. За оружие обычно хватаются малодушные, а его было не так легко запугать.

Открыв сумку, я засунул пистолет между бельем и рубашками, ногой задвинул ящик и пошел на кухню. Кофе, наверное, уже был готов.

В коридоре я встретил мать.

— Джонатан, что ты здесь делаешь?

— Ничего, — ответил я тоном нашкодившего ребенка, которого схватили за руку. Интересно, сколько она здесь простояла?

Мать вошла в кабинет.

— Я все еще чувствую запах его сигар, — произнесла она задумчиво, как бы разговаривая сама с собой.

— Пустяки, — сказал я. — Если верить рекламному агенту, очиститель воздуха избавит от него в считанные секунды.

— Так быстро? — Мать повернулась ко мне.

— Нет… Можно удалить запах из комнаты, но придется слишком долго трудиться, чтобы выбросить все, что с ним связано, из нашей памяти.

Взгляд матери упал на сумку.

— Ты уезжаешь?

— А что здесь делать? От лета осталось всего полтора месяца.

— Может, подождешь немного? Нам надо о многом поговорить.

— О чем?

— Ну, например, о том, куда ты пойдешь, когда закончишь школу, и вообще о том, что ты собираешься делать в жизни.

— У меня не такой уж большой выбор, — усмехнулся я. — Меня куда-нибудь запишут, вот и все.

— Отец говорит… — мать запнулась. — Отец сказал, что тебя никуда не будут записывать.

— Запишут. Он об этом уже позаботился. У отца все было рассчитано на много лет вперед.

— Когда ты, наконец, прекратишь нападать на него, Джонатан? — спросила мать. — Он умер и больше ничего не сможет сделать. — Она всхлипнула.

— Неужели ты думаешь, что он мог что-то оставить без внимания? Он предвидел все, даже свою смерть.

Мать промолчала. По ее лицу катились слезы. Я подошел к ней и неловко обнял за плечи. Уткнувшись головой мне в грудь, она плакала и сдавленным голосом повторяла: Джонатан, Джонатан…

— Мужайся, мама, — сказал я, гладя ее по голове. — Все самое страшное уже позади.

— Я так виновата перед ним… — мать говорила мне в рубашку, и ее голос звучал несколько глухо. — Я никогда его не любила. Да, я восхищалась им, обожала его, но никогда не любила.

— Почему же ты стала его женой?

— Из-за тебя.

— Но меня еще на свете не было.

— Когда мы поженились, мне было семнадцать, и я была беременна.

— Наверное, можно было что-нибудь сделать.

Мать освободилась от моих объятий.

— Дай мне сигарету, — сказала она. — Я выполнил ее просьбу. — Ты включил кофейник? — Я кивнул и молча пошел за нею на кухню. Мать налила две чашки, и мы сели за стол.

— Ты не ответила на мой вопрос, — сказал я. — Тебе не надо было выходить за него замуж.

— Он этого и слышать не хотел, — все время твердил: хочу сына.

— Почему? У него же был сын.

— Дэна ему было недостаточно. Он знал это, и, как мне иногда кажется, Дэн тоже это понимал. Вот почему он всегда старался угодить ему. Но Дэн, в отличие от твоего отца, очень мягкий человек. — Даже мать называла теперь брата Дэном, а не Ди-Джеем, как раньше. — И твой отец добился своего. Нравится тебе или нет, но ты его точная копия.

Я встал и поставил кофейник на стол.

— Еще кофе?

Мать отрицательно покачала головой, а я налил себе еще одну чашку.

— Ты пьешь слишком много кофе.

— Думаешь, я буду медленнее расти? — засмеялся я. — Мой рост перевалил уже за метр восемьдесят, — и мать тоже засмеялась. — Знаешь, мама, ты очень красивая женщина.

Она покачала головой.

— Сейчас я этого не чувствую.

— Подожди немного, это придет.

Наши взгляды встретились.

— Ты знаешь о наших отношениях с Джеком? — спросила она.

Я кивнул.

— Но ты никогда не подавал виду.

— Это не мое дело.

— Сейчас он хочет на мне жениться. Не знаю, что делать.

— Прежде всего, не надо торопиться, — произнес я. — Сейчас на тебя никто не давит.

В глазах матери промелькнуло удивление.

— Ты говоришь, как твой отец.

— Вряд ли. Если бы я был отцом, я бы никогда не простил тебе, что ты не захотела умереть вместе со мной.

— Это ужасно.

— Я всегда веду себя ужасно, когда мне хочется есть, — ответил я. — Кстати, есть ли у нас с ним в этом плане что-нибудь общее?

— Еще бы. — Мать встала из-за стола. — Поэтому я сделала для тебя то же, что когда-то делала для него. Я приготовила тебе самый плотный завтрак, который тебе когда-либо доводилось есть.