Зденек Плугарж - Если покинешь меня

Было уже совсем темно, когда он прошел через заднюю калитку сада. Нетопырь неслышно промелькнул над его головой. Ярде стало не по себе. На половине лестницы его остановила мысль: а не продал ли Пепек его, Ярду? На мгновение все вокруг потонуло в кромешной тьме, и Ярде показалось, что лестница падает набок. Он судорожно вцепился в верхнюю перекладину. Ерунда, во всем виновата эта паршивая Валка. Это из-за нее нервы у него расстроены, и он стал мнительным.

Ярда на ощупь пробрался за перегородку. Пепека не было. Ясно, этот шакал рыскает где-то. Нелегко будет с ним справиться. Однако в слуховом окне, на подставке, ужин только на одного: стало быть, Пепек возвращался и снова ушел.

Ярда еще не доел остывший суп, как заскрипела лестница — Пепек! Он вошел, сел на свою постель и вытянул вперед ноги.

— Где ты пропадал?

Опять этот прокурорский тон. Ярда перестал есть.

— Я ведь должен был, кажется, кое-что сделать?

— Да, после смены, — ответил Пепек. — Смена кончается в четыре. — Пепек стебельком сена стал сосредоточенно чистить под ногтями. — А теперь восемь. Что же ты делал эти четыре часа?

— Не блажи. Я ни с кем не говорил, — резко прозвучал раздраженный выкрик Ярды.

Воцарилось неловкое молчание. Ярда не может оторвать взгляда от неподвижных рыбьих глаз Пепека, уставившихся на него из сумрака. «Опять глупости напорол», — с тоской подумал Ярда.

Пепек повалился навзничь, заложив руки под голову.

— А я думал, ты навестил ту девушку.

— Вот еще! — вспылил Ярда. — По-твоему, я дурак, да? Знаешь, не морочь мне голову, я спать хочу! — Ярда покраснел и не лег, а упал на одеяло, но вскоре приподнялся на колени и лихорадочно нагреб побольше сена под голову.

Тихо. В курятнике время от времени закудахчет спросонья курица, в хлеву приглушенно звякнет цепь. «Ерунда, нужно просто покрепче закрыть глаза, и все будет в порядке!» — говорит себе Ярда, однако что-то недоброе осталось от его безрассудной вспышки.

— Ты так и не доел ужин? Всегда ведь заглатывал втрое больше.

— Не хочу.

Луна плыла по ясному ночному небосводу, через оконце проник холодный луч, полоснул Пепека по ноге и стал медленно двигаться вверх к его колену. Тишина, слышно только ровное дыхание Пепека.

Хоть бы этот мерзавец что-нибудь сказал! А то сам дьявол знает, какие мысли копошатся в его рыжеватой обезьяньей башке.

Где-то в селе дребезжащим жестяным голосом запел старомодный граммофон и вскоре умолк на половине пластинки. Вслед за этим послышался дружный смех девушек и гул мужских голосов, что-то им отвечавших.

Время ползет медленно-медленно, тянется, как густой сироп варенья; по сельской площади с грохотом проехал трактор, прицеп бренчит за ним, подпрыгивая на неровной дороге; тусклый луч отраженного света мелькнул в чердачном окне, и шум мотора стал быстро отдаляться. На чердаке пахло сеном.

— Эх, дружище, и покурил бы я, если б можно было, — внезапно как ни в чем не бывало сказал Пепек.

— И я бы затянулся.

Где-то на другом конце села пес завыл на луну.

Другая собака ответила упорным, настойчивым лаем. Казалось, этому концерту не будет конца.

— Когда я сегодня вечером возвращался, солнце уже заходило и небо было как кровь. — Пепек заворочался на своем сеннике, а Ярда затаил дыхание. — Вспомнил я об Остраве — над Остравой зарево стоит каждый вечер и без солнца…

Порыв ветра донес перестук колес далекого поезда, звук этот так же внезапно смолк, как и возник. Ночную тишину прорезал паровозный гудок.

— Вот я и подумал, дружище, что все на свете — трын-трава, — продолжал Пепек. — Вот заходит солнце, парни пробираются в лес с девками, а мы с тобой валяемся на сене, и этот рябой кулак, наш благодетель, был бы рад увидеть нас в гробу.

Ярда провел языком по пересохшим губам. Пепек тяжело ронял слова в темноту, словно у него парализовало челюсти.

— Вот я и подумал, глядя на это солнце… что… что с нами не поменялся бы местом даже шелудивый пес… Сейчас нам для пробы дали легкое задание, в следующий раз дадут посерьезнее, а там — велят кого-нибудь пристукнуть… Сегодня в первый раз я проклял покойника отца. Пять лет мне было, когда он спился. — Слышно было, как Пепек зевнул. — Нету справедливости в этом вшивом мире. Родился богатым — девки к тебе льнут, как черные тараканы к пиву. А если отец у тебя сдох под забором — что хочешь делай, все равно сгниешь в каталажке.

Ярда лежал в каком-то оцепенении, он потерял понятие о времени, не знал даже, секунды или минуты протекали в промежутках между фразами Пепека.

Пепек приподнялся на локте.

— А что, если нам не возвращаться?

Словно бомба взорвалась возле Ярды. Он как ужаленный в мгновение ока сел и всем туловищем повернулся к Пепеку. Месяц, проникнув сквозь дыру в крыше, осветил половину лица Пепека, один его глаз светился зловещим зеленым огнем, как у кота, и, не мигая, испытующе глядел на Ярду.

— А… Но… Разве можно? — выкрикнул Ярда и как будто окаменел. Ему показалось, что он не может пошевелить головой. — Это ведь… ерунда!

Слова вдруг застряли у него в горле, его охватил ужас. Почему он сразу же решительно не отказался, почему не возмутился, не стал угрожать, ведь это западня! Во второй раз, и теперь уже окончательно, он попал в капкан Ярда, как кролик перед удавом, не мог оторваться от парализовавшего его круглого, немигающего зеленого глаза. Этот взгляд убил в нем все: способность думать, говорить, действовать. Как ловко заарканил его этот кретин, дьявол в образе человека!..

— Ты спятил, Пепек? — Ярда наконец сумел хоть что-то выдавить из себя, но это были не те слова, к тому же все равно было поздно. Глупо, ужасно глупо!..

Он бормотал что-то не то, и жесты его были тоже не те, он вконец запутался в сети, растянутой во мраке. А этот проклятый, выхваченный лунным светом, немигающий глаз сведет его с ума! Он торчит в темноте, как острие шпаги, направленной ему прямо в сердце.

— Отстранись от света! — истерически закричал Ярда, как ребенок, испугавшийся пугала.

Пепек медленно лег навзничь. В какой-то миг, когда его лицо целиком осветила луна, Ярда заметил в уголках его губ довольную усмешку.

Ярда как будто избавился от оцепенения, он начал быстро плести всякую чушь. «Заткнись, идиот», — подсказывает ему рассудок, но тщетно! Ярда был не в состоянии замолчать. Как смертельно больной начинает иногда говорить о будущем, так и Ярда строил планы вслух: телефонный справочник он срежет с цепочки в будке автомата, проездной билет он уже раздобыл. А Пепек, если он не способен на иные шутки, пусть замолчит и вообще пора закругляться. Пора думать о возвращении. Тут делать больше нечего.

Но Пепек молчал. Только сено пахло медом.

Наконец Ярда перестал говорить.