Зденек Плугарж - Если покинешь меня

— Wie heisst du! [116] Фамилия! (нем.) — заорал агент в штатском.

Душившая Ярду рука сразу ослабла.

— Это ложь! — закричал он. — Нигде я не был, ничего не знаю, этот человек лжет, лжет! — Он истерически потрясал руками, голос его дрожал и подымался до смешной фистулы. Капельки слюны фонтанами вылетали изо рта.

Папаша Кодл с ничего не выражающим видом переводил. Инспектор послал ближайшего полицейского в коридор. Как в жутком сне увидел Ярда лица двух своих сообщников. «Конец!» — мелькнуло у него в голове. Один из сообщников был уже так избит, что у него опухло все лицо, а у другого под затекшим глазом зловеще темнел огромный синяк, ворот рубахи у парня был разорван, в уголках рта — засохшая кровь.

— Был он с вами? — рявкнул штатский и указал на Ярду.

Но сбитые с толку парни растерянно смотрели на выстроившийся перед ними ряд людей и, казалось, не могли сосредоточиться на конкретной мысли и сообразить, чего от них хотят.

В этот момент из шеренги выступил патер Флориан.

— Здесь какая-то очевидная ошибка, господа, — сказал он на прекрасном немецком языке твердым, звучным голосом. — В качестве старосты барака, но прежде всего как католический священник я заявляю, что этот человек спал всю позавчерашнюю ночь около меня и не покидал комнаты. Остальные обитатели также засвидетельствуют это. Я утверждаю это как совершенную истину: у меня бессонница, и я почти всю ночь бодрствовал.

Наступила мертвая, напряженная тишина. Слышалось лишь сиплое, частое дыхание Ярды. Следователь вылупил глаза на священника. Патер спокойно выдержал этот испытующий взгляд.

— Был он с вами или нет? — снова обратился следователь к избитым дружкам Ярды.

Парни с разинутыми ртами изумленно смотрели на священника, который стоял, торжественно выпрямившись, впереди остальных; потом взглянули на Ярду и снова уставились на патера. Тот, что стоял ближе, повернул голову к напарнику, и затем оба вместе с выражением полного замешательства отрицательно покачали головами.

Лица полицейских обратились к скупщику.

— Не знаю, — затрясся он. — Мне показалось… Я, возможно, ошибся, господа, у меня плохое зрение, ради бога, я честный ремесленник, прошу вас меня извинить… — Капелька пота медленно катилась по его серому лбу и затерялась в седой брови.

— А кто из вас видел и подтвердит, что постель этого человека той ночью была пустой? — следователь испытующе посмотрел на лица выстроившихся и указал на Ярду.

— Спал целую ночь в комнате, — прохрипел Пепек. — Я лежу прямо против него.

— Как это так, что священник… Что вы тут вообще делаете? — довольно круто спросил следователь.

— Я мог бы, конечно, квартировать в прицерковном доме или в семинарии, — скромно ответил патер Флориан и прикоснулся к нагрудному кресту. — Но, по моему разумению, место священника среди верующих. Поэтому я здесь, и по этой причине меня, к сожалению, — патер иронически усмехнулся, — каждую ночь жрут блохи.

Инспектор переступил с ноги на ногу. Его злое лицо выражало теперь неуверенность и недовольство.

— Вы знаете, что преступники надругались над могилой Нюрнбергского епископа… вашего… вашего… Ihrer Vorstands [117] Вашего руководителя (нем.) . .

Патер утвердительно наклонил голову.

— Сердце кровью обливается, когда думаешь об этом мерзком преступлении! Я утешаюсь лишь тем, что если виновники злодеяния сумеют как-нибудь уклониться от строжайшего уголовного наказания, то от карающего перста всевышнего им не уйти. Бог был свидетелем их гнусного деяния, — патетически закончил патер, возводя очи горе.

Инспектор оглянулся вокруг и платочком вытер вспотевший затылок.

— Вы будете вызваны к присяге, — пригрозил он.

Патер слегка поклонился.

— Verfluchte Sautschechen! [118] Проклятые чешские свиньи (нем.) . Все они в сговоре, одна банда! — облегчил себе душу кто-то из полицейских, выходя из комнаты.

В комнате после ухода полицейских остались куски засыхающей грязи на полу. Атмосфера была напряженной. Ярда тяжело опустился на скамью возле стола и зажал голову в ладонях.

— Невинного человека засадили бы в кутузку, сволочи, свиньи этакие, — всхлипнул он и уронил голову на руки, сложенные крест-накрест на столе.

Патер посмотрел на него долгим, серьезным взглядом, но не сказал ни слова. Ярда встал, вяло вскарабкался на нары, улегся на спину и замер.

— Оденься, я хочу поговорить с тобой, — шепнул ему святой отец после обеда. — Я подожду за воротами.

Он поджидал его на остановке автобуса. Они сели, патер купил билеты. Ярда неуверенно посматривал в его сосредоточенное здоровое лицо и никак не мог найти объяснения загадочному молчанию спутника. Молодого человека осенило, что, пожалуй, следовало бы поблагодарить священника, но сейчас, здесь, это показалось ему неудобным, и он молча принялся отковыривать потрескавшуюся эмаль на поручне. Проехали трактир «У Максима», пересели в трамвай. Потом шли пешком по старому городу. Широкие улицы сменялись все более узкими и глубокими, на дне их густел сумрак. Средневековая красота фасадов сегодня не находила отзвука в душе Ярды, охваченной смятением.

Пережитое потрясение еще не отпустило его, оно было слишком сильным, чтобы Ярда мог сосредоточиться. Что может означать эта загадочная экскурсия под руководством его молчаливого спасителя? Деньги, голубые марки лежат у него в кармане, их было много; по сравнению с большинством обитателей Валки Ярда стал богачом. Он на миг закрыл глаза. Под сгнившей крышкой гроба оказалась не только свинцовая жесть.

«Существует последняя граница, минуя которую человек утрачивает подобие образу божьему…»

Нет, они не повинны в этом, они шли только за свинцом. Свинцу — цена несколько марок. Перстни и золотая цепь были для них случайной находкой.

Мороз пробежал по спине у Ярды. До чего он докатился! Если бы не было того дня, вскоре после их прибытия в Валку, осенью прошлого года! Авторемонтная мастерская, мотор, сильно стучавший, клещи с желтыми ручками. Начало его карьеры. Но его друзья — они удержались и не переступили грани.

Деньги. Он ощущал их у себя в кармане. Впервые в жизни они ему так мешают. Если бы он мог выбросить их, а вместе с ними и те деньги, которые были получены за хвосты лошадей Рюккерта, и этим вычеркнуть из памяти позавчерашнюю ночь, глухой хруст тоненьких, совсем невесомых косточек, которые когда-то были человеческой рукой… Освободить сознание от той проклятой ночи и уже никогда о ней не вспоминать и не слышать! Если бы можно было уснуть, проспать всю эту паршивую Валку и проснуться в каком-нибудь ином мире… Где? Дома? На пороге тюрьмы, куда тебя посадят за украденные полуоси? Эх, в каком же заколдованном кругу ты очутился, Ярда!