Бенуа Дютертр - Любовник № 1, или Путешествие во Францию

Поэтесса не успела продолжить. К ней подошел метрдотель. Улыбаясь клиентам, он обнял Офелию за талию и вполголоса, вежливо, но твердо сказал:

— Мадемуазель, я же просил вас не декламировать здесь стихи. Надо уважать покой посетителей.

— Не трогайте меня! — завопила Офелия.

Собрав свои вещи, она подхватила Дэвида и, не заплатив, потащила его к выходу. В последний раз обернувшись к публике, резко бросила ей:

— Этот месье приехал из Нью-Йорка, чтобы слушать меня!

Туристы аплодировали, доставали деньги из карманов, а студентка вновь углубилась в свою книгу.

На тротуаре Офелия успокоилась. Повернувшись к Дэвиду, она спросила:

— Здорово было, да? Вы видели, с каким энтузиазмом встречала меня публика. А эти жалкие французы хотят меня погубить!

Несмотря на ее маленький рост, черная накидка придавала ей вид супервумен. Ее выражение лица стало серьезным, и она сказала:

— Мне кажется, что я постигла подлинный слог Рембо. Это мой личный метод, связанный с лингвистикой, психоаналитической теорией Лакана… Но хватит говорить обо мне!

Она на минуту замолчала, достала губную помаду, вновь обрела облик милой испанки и продолжала:

— У меня для вас целая программа!

В конце дня Дэвид устроился в отеле. Прощаясь, Офелия взяла его руку, крепко пожала ее, и томно глядя на него, сказала:

— Я буду приезжать за вами каждый день в пятнадцать часов. Не требуйте от меня большего… Моя жизнь не принадлежит мне.

Она молча направилась к выходу. Черная накидка исчезла.

Дэвид каждый день просыпался в семь часов. Он приоткрывал глаза и смотрел в окно на ставни соседнего дома, залитые утренним солнцем. Счастливый оттого, что он в Париже, Дэвид снова засыпал, постанывая от удовольствия. Через четверть часа он бодро вставал, надевал брюки и рубашку, затем спускался в ближайшее кафе и заказывал себе кофе с молоком и круассан.

Ему бы хотелось, чтобы его обслуживали на французский манер — завтрак в постели: кофе с молоком, масло и конфитюр, но в отеле завтраки в номера не подавали, предлагая «breakfast international» [9] Завтрак по-английски. в зеленом ресторане с плетеными стульями. Эти утренние разговоры, ломтики салями, улыбки, яичница-болтунья, апельсиновый сок, вибрирующая музыка неприятно ассоциировались у него с семинаром предприятия в Техасе. Поэтому Дэвид предпочитал ходить в парижское бистро, чтобы выпить кофе у стойки, читая свежие газеты.

Просыпающийся Париж как будто переживал все этапы своей истории: тихое утро, гулкие шаги прохожих по тротуару, открывающиеся магазины, просыпающая инфраструктура города, в котором можно было затеряться, отдохнуть и помечтать… Когда через полчаса Дэвид выходил из бистро, очарование пропадало. Чудовищное количество автомобилей буксовало на узких улицах; воющие сирены пытались прорваться сквозь пробки; работали отбойные молотки. Повсюду стройки мешали движению, и, чтобы разгрузить его, строили подземные паркинги, делали перепланировку перекрестков. В конце концов Дэвид привык к этому воздуху, которым невозможно было дышать и от которого к вечеру возникало чувство усталости и начинала болеть голова.

После обеда он бродил по улицам, паркам и городским площадям. Сначала его восхищали гармоничные пропорции зданий, от стен которых веяло историей. Повсюду мраморные таблички напоминали, что здесь жили знаменитые люди. Перед витринами антикварных магазинов и картинными галереями рабочие устанавливали врытые в землю схемы с расположением важных объектов: музеев, скверов, муниципальных центров… И в конце концов история стала его утомлять. Город, куда так стремился Дэвид, скорее напоминал размеченный маршрут, как в супермаркете, где вы будто невзначай попадаете из одного отдела в другой согласно выработанному дирекцией плану.

Днем Дэвид ждал Офелию в холле. Она всегда опаздывала и входила запыхавшаяся, потрясенная более или менее правдоподобной трагедией: сломался Марсель, звонил молодой поэт, который хотел покончить с собой. Дэвид, прождавший целый час, начинал терять терпение. Но как только она, усталая и очень бледная, в своей черной накидке, входила, он начинал успокаивать ее. Она намекала ему на своего покровителя, богатого, безумно ревнивого итальянца, который обеспечивал ей шикарную жизнь, но был настоящим тираном:

— Если вы встретите меня вместе с этим мужчиной, сделайте вид, что вы меня не знаете. Он вас убьет!

Несмотря на ревность своего любовника, Офелия не отказывалась от прогулок с Дэвидом. Ее излюбленным местом прогулок были кладбища. Они бродили по аллеям вдоль могил, декламируя стихи похороненных там поэтов. Приглашенная в передачу «Игра на миллион» на канале «Киберпланета», Офелия готовила номер с пантомимой и стихами. Сидя у склепа Бодлера, она репетировала свой отрывок для телевидения, декламируя «Цветы зла». Она нелепо жестикулировала, не боясь показаться смешной, что придавало ее игре некоторую убедительность. Устроившись меж двух вазонов с хризантемами, Дэвид наблюдал за ней и высказывал свое мнение. Потом она подходила к нему, вновь становясь милой испанкой, и говорила:

— Я голодна. Отвезите меня куда-нибудь перекусить.

По дороге в бистро она повторяла своему другу:

— Я знаю, что меня полюбят в Нью-Йорке. Вы хотите стать моим агентом в Америке?

Они ели мороженое в Люксембургском саду. Дэвид садился на скамейку возле пруда, где копошились утки, или на стул около фруктового сада, подальше от улицы д’Ассас. Он заметил, что парижский шарм характерен для XIX века, мы сами приписываем его действительности, где все совсем не так. Бульвары носили прежнее название, но люди жили в другое время. Каждое утро жители современной эпохи погружались в этот декор, который оказывал на них невидимое влияние. В Нью-Йорке время неслось в едином порыве без связи с прошлым. В стенах старого города современные парижане кажутся чужаками. Множество автомобилей напоминает армию крыс, вторгшуюся в замок и захватившую власть. Не разрушая структуры города, автомобили приспособили и урезали ее, чтобы облегчить движение и парковку.

Фантазии Офелии, относящиеся к «бель-эпок», в сочетании с ее кипучей энергией в ритме нового времени представляли собой забавную смесь. Друзья, сидя на террасе, пили вино, вспоминая об утраченном времени, когда люди писали друг другу длинные письма. Офелия вдруг доставала из сумочки свой мобильник и говорила: «Мне надо прослушать мой автоответчик!» Она нажимала на кнопки и молча слушала, улыбаясь, надувая губки и записывая номера на листке бумаги.

Из-за пробок Марсель редко трогался с места. Но иногда по вечерам маленькая машинка сигналила у отеля, чтобы отвезти двух друзей в ресторан на Монпарнасе.