Ивлин Во - Офицеры и джентльмены

Через несколько дней Гай получил радиограмму открытым текстом:

«Р(302)В. Лично Краучбеку. Начало радиограммы. Вирджиния сегодня родня сын. Оба здоровы. Краучбек. Конец радиограммы. Пожалуйста, имейте в виду личные радиограммы передаются только если они очень важные. За бригадира Джилпин».

– Запросите, что значат слова «родня сын»? – приказал Гай связисту.

Через три дня он получил еще одну радиограмму:

«Лично Краучбеку. Нашем номере Р(302)В вместо „родня сын“ читайте „розга сын“. Это не может рассматриваться как очень важная личная радиограмма. Смотрите нашу предыдущую. За бригадира Джилпин».

– Запросите, что значат слова «розга сын»? – приказал Гай связисту.

Наконец он получил:

Вместо «розга сын» читайте «родила сына». Повторяю «родила сына». Поздравляю. Кэйп».

– Пошлите открытым текстом, – приказал Гай связисту.

«Личная радиограмма. Краучбеку, дом Бурна, Карлайл-плейс, Лондон. Рад, что оба здоровы. Краучбек. Конец радиограммы. Лично бригадиру. Благодарю за поздравления».

Сын Вирджинии родился 4 июня, в день, когда союзные армии вступили в Рим.

– Предзнаменование, – заметил дядя Перегрин.

Он разговаривал со своим племянником Артуром Бокс-Бендером в «Беллами», где нашел убежище, пока его квартиру «оккупировали» доктор, медицинская сестра и его племянница Анджела. В клубе в эти дни было довольно безлюдно. Большинство членов помоложе отправились на южное побережье в ожидании дня, когда их переправят через Ла-Манш. У более пожилых членов настроения напряженного ожидания не замечалось. Вряд ли они даже знали о предстоящем вторжении. Социальные условности препятствовали разговорам о нем сильнее, чем любые инструкции о соблюдении бдительности.

Для Бокс-Бендера рождение племянника было событием отнюдь не радостным. Он был расстроен женитьбой Гая. Он подсчитал месяцы беременности. Всю эту историю Бокс-Бендер считал результатом помрачения ума у людей среднего возраста, за которое Гай платит необычно высокую цену – возможное лишение наследства собственных детей Бокс-Бендера.

– Предзнаменование чего? – спросил он довольно резко. – Разве вы ожидаете, что этот мальчишка станет папой римским?

– Такая мысль мне в голову не приходила. Впрочем, я должен признать, за последние несколько недель Вирджиния приобщалась к религии довольно необычным способом. Не совсем благочестивым, я бы сказал, скорее с помощью болтовни. Духовенству она, кажется, страшно понравилась. Они непрестанно наносят ей визиты, в то время как ко мне никогда не заглядывали. Ей удается вызывать у них смех. Она принадлежит к более веселому типу новообращенных, чем такие люди, как Элоиз Плессингтон.

– Прекрасно представляю себе это.

– Анджела очень помогла. Ты, конечно, знаешь все о рождении детей. А для меня это оказалось большой неожиданностью. Я никогда не задумывался над такими вещами, но мне казалось, что женщины просто ложатся на кровать и у них начинает немного болеть живот; потом они постонут немного – и вот вам ребенок. На самом деле все оказалось не так.

– Я всегда уезжал из дому, когда Анджела рожала.

– Мне было ужасно интересно. В конце концов я тоже уехал, но начало было крайне неожиданным, почти лишающим мужества.

– Я совершенно уверен, Перегрин, вас ничто и никогда не лишит мужества.

– Да. Возможно, это не совсем удачное выражение.

В штабе особо опасных операций, в его опустевших отделах царил застой. Более эксцентричные фигуры – знахарь-колдун и человек, который питался травой, – остались, но операторы и боевые офицеры исчезли. На фоне предстоящей операции «Оверлорд» [97], этой гигантских масштабов особо опасной операции, от которой, казалось, зависела судьба всего мира, значение авантюр меньших масштабов съежилось до бесконечно малой величины.

Генерал Уэйл отдал приказ не об уничтожении, а об отправке в бездонную пучину забвения груды папок, каждая из которых содержала разработанный в деталях проект плана какой-нибудь отчаянной операции. Каждая такая операция носила несколько причудливое кодовое название, и все они в свое время горячо обсуждались и неоднократно перерабатывались. Теперь все эти операции не имели совершенно никакого значения.

Йэн Килбэннок без сожаления сообразил, что он прошел зенит своих возможностей и должен уйти в тень. Он уже вел переговоры о работе в качестве специального корреспондента в Нормандии. Эта работа проходила бы недалеко от дома и оказалась бы в центре внимания, но конкуренция здесь была ожесточенной. Йэну надо было подумать о своей будущей профессиональной карьере. Его небольшой опыт в качестве репортера скандальной хроники, казалось, не соответствовал духу времени. Пришла пора, думал Йэн, утвердиться в чем-нибудь серьезном. Тогда появились бы безграничные возможности для военных откровений очевидца, и этих возможностей хватило бы на всю его жизнь.

Ему намекнули об Адриатике, и он обещал подумать. Была предложена Бирма, но от этого предложения он уклонился. Из поступавших оттуда донесений Йэну было ясно, что это место не для него. В то же время такое место могло бы оказаться подходящим для Триммера.

– Все донесения Триммера свидетельствуют об отсутствии положительных результатов, сэр, – доложил Йэн генералу Уэйлу.

– Да. А где он сейчас?

– В Сан-Франциско. Он пересек всю страну и везде провалился. Но это вовсе не его вина. Он отправился туда слишком поздно. У американцев теперь полным-полно своих героев. Кроме того, как вам известно, они не обладают полностью развитым классовым сознанием. Они не воспринимают Триммера как предвестника пролетариата. В нем они видят типичного британского офицера.

– А что, разве они не замечают шевелюру этого парня? Я имею в виду не то, как он подстрижен, а то, как она растет . Что-что, а его шевелюра должна иметь для них достаточно пролетарский вид. Вы согласны?

– Такие вещи до них не доходят. Единственное, что нам остается, – это перебрасывать его все дальше на запад. Возвращать его в настоящий момент в Соединенное Королевство, по-моему, нецелесообразно. На то есть причины. Их можно было бы назвать основанными на сострадании.

– Перед нами стоит еще более сложная проблема – генерал Ритчи-Хук. Он окончательно разругался с Монти [98], остался без должности и продолжает надоедать начальству. Я не совсем понимаю, почему нас считают ответственными за него.

– Вы считаете, что они смогли бы работать в паре и поражать воображение лояльных индийцев?

– Нет.

– Я тоже. Только не Ритчи-Хук. Стоит индийцам увидеть его, как они перестанут быть лояльными.

– Ради бога, уладьте все это сами. Меня тошнит от одного имени этого человека.