Евгений Рожков - В стране долгой весны

Разводит руками чаучу, говорит, мол, что ж не разрешить отбить хозяину оленей, ведь они принадлежат ему. Только вот стадо угнали пастухи: глупые люди, все путают. Куда угнали стадо, и сам Рымтылин не знает. Понял Нутевьи, что бесполезно упрашивать чаучу.

Во время разговора Ыппыле молчал, внимательно слушал, а перед уходом угрожающе посмотрел на Рымтылина и сказал дерзко: «Ев-ев! Придет время, и я припомню тебе это!» Рымтылин сжал губы, от злости все слова растерял, не смог ничего ответить. Нутевьи удивился дерзости Ыппыле: разве кто посмеет так говорить самому большому чаучу! И с тех пор он еще больше стал уважать своего наследника.

Как-то они ушли в тундру и встретили стадо Рымтылина, Ыппыле напугал пастухов: сказал, что они самовольничают, что хозяин гневается на них и велел вернуть оленей да отбить за произвол еще десять важенок.

Ыппыле вспомнил, как после того случая Нутевьи пообещал сделать его хозяином стада, когда старик уйдет в другой мир. Да, это был самый счастливый день в его жизни. Как он радовался! Сейчас и то в сердце старого Ыппыле вспыхнула искра радости. От нее по всему телу разошлось тепло.

«Хорошее было время, — подумал старик. — Наверное, это была весна моей жизни».

Пять зим и пять весен прожил еще старый Нутевьи. А на шестую весну умер. Пошел посмотреть на стадо и не вернулся. Нашли его на проталине. Старик лежал скорчившись, прижав к груди теленка. Важенка бегала вокруг проталинки с обезумевшими глазами.

Тогда Омрына, жена Нутевьи, стала женой Ыппыле. Она совсем состарилась. У нее выпали зубы, и тело было дряхлое, как сопревшая шкура, но глаза остались живыми и хитрыми. «Если ты не возьмешь меня в жены, то не будешь хозяином стада!» — сказала она тогда. Ыппыле не ослушался: после смерти дяди взял его жену себе.

Долго еще жила Омрына, не хотела умирать, родила Ыппыле сына — Вальтыгыргина.

Десять лет кочевал по тундре Ыппыле, пока не стал сильным хозяином. Многих мелких чаучу сделал он своими помощниками. Большим стало его оленье стадо. Далеко разлетелась молва, как хитер и умен новый хозяин.

Вот тогда и отомстил Ыппыле Рымтылину. Умирал чаучу, уже не выходил из яранги, когда пастухи принесли весть: маточная часть его стада смешалась с нематочной частью стада Ыппыле, часть важенок Ыппыле угнал, а часть осталась, но от них не будет уж хорошего приплода.

Сейчас понял старик, как жестоко он обошелся с Рымтылином. Может, за это его и наказали небесные люди, продлив тягостное существование на этой земле?

Теперь соседи боялись его стад: где они проходили, там долго не рос ягель, не оставалось мелких хозяев. Было у Ыппыле пять жен и пять стойбищ. Большую торговлю он вел с американцами, которые приплывали весной на огромных лодках. Богатыми были те люди, много у них было ружей, пороху, чаю, сахару, много было огненной воды, от которой кружилась голова, сердце наполнялось легкостью и человек терял рассудок. Научился Ыппыле понимать язык тех людей, чтобы торг с ними вести выгодно, стали к нему приезжать охотники издалека, обменивать пушнину на патроны и другие нужные для охоты вещи.

Быстро богател Ыппыле. Тогда он был молод, силен, в выносливости не уступал пастухам, когда окарауливал с ними стадо, мог долгие дни лететь на оленьей упряжке к берегу моря, где встречался с торговцами.

Вспоминая все это, старик вздохнул, большой комок подступил к горлу, стало тяжело дышать, помутнело в глазах. «Что это я? — спохватился Ыппыле. — Как женщина волнуюсь. Или сердце мое совсем потеряло мужскую крепость?»

Потом все изменилось. Как неожиданно быстро все изменилось! Ему сказали, что в стойбищах появились люди, но совсем не торговые. Они ведут разговоры с бедными чукчами о том, чтобы отнять у чаучу оленей. Не верил этому Ыппыле, думал: зачем тем людям олени, им пушнина нужна. Говорят, за морем они продают ее очень дорого, выгоду большую имеют.

Потом до него дошли слухи, будто в самом большом стойбище Анадыре стреляют. Идет борьба за власть, и победили те, что ходят с красной материей на палке и ноют какие-то песни.

Забеспокоился Ыппыле. На всякий случай лучшие стада велел угнать глубже в тундру, в сопки, там непросто будет их найти. Со стадами братьев послал: своя кровь вернее.

Но вот стали и к нему приезжать агитаторы. Товарищество в соседнем стойбище организовали. Как-то приехал к Ыппыле сам председатель нового стойбища — охотник Аренто. Он уговаривал его вступить в товарищество. Объяснял, что бедняки всех оленей в одно стадо собрали и теперь стали даже вместе охотиться, а добычу поровну делить. Усмехнулся Ыппыле.

— Сколько каждый хозяин оленей дал? — спросил он.

— Еттыгыргин — пятьдесят оленей, Рахтувье — двадцать. Кто сколько смог. Всего в стаде у нас триста оленей.

Снова усмехнулся Ыппыле.

— Я дам тебе еще сто, и пусть растет твое стадо. Когда оно станет таким же большим, как у меня, я вступлю в товарищество, но только буду главным, потому что моя доля всегда будет больше, чем других.

Ни с чем уехал Аренто. Пастухи Ыппыле даже не стали его слушать. Они привыкли жить в достатке.

Еще несколько зим и весен паслись привольно стада Ыппыле, и он решил, что все осталось по-старому. Он уже хотел посылать к братьям в сопки нарочных, чтобы весной они гнали стада на лучшие отельные места в долину реки Агтатколь.

Но вот в стойбище Ыппыле приехало много людей — и чукчей и русских. Начальник у них был в странной одежде. Когда он снял кухлянку, Ыппыле удивился: раньше он не видел такой одежды. На груди целый ряд блестящих кругляшек. Вначале начальник беседовал с пастухами, потом заговорил с Ыппыле. На поясе у начальника висел точно такой наган, какой подарил Ыппыле самый богатый торговец Аляски — Свенсон. Начальник потребовал тогда, чтобы Ыппыле угнал свое стадо с земли товарищества, иначе его накажут. Ыппыле пытался возразить:

— Разве земля может принадлежать кому-нибудь из людей? Она принадлежит ягелю и траве, а ягель и трава принадлежат оленям. Пусть люди только выбирают, где лучше пасти стадо, места хватит всем. Зачем считать землю своей: ведь она не яранга, ее не перевезешь на нарте, а чаучу должен кочевать по всей тундре.

— Ты брось философствовать! — сказал начальник, и лицо у него покраснело, даже уши набухли, как будто от холода. — Скажи спасибо, что так обошлось. Будь моя воля, не так бы с тобой разговаривал! Если завтра не откочуешь за пределы колхозной зоны, арестую!

Откочевал Ыппыле дальше к сопкам, решил не ссориться. Тундра большая, места и впрямь всем хватит. Погнал он оленей на новые места, как прежде, на пути присоединял к своему стаду мелкие стада. Но это уже были олени не малых чаучу, за которых никто не мог заступиться, а пастухов, вступивших в товарищество.