Леонид Каганов - Таблетки

— Да почему дело-то в суде? — не выдержала Олеся. — Я помню, отец из-за мастерской судился, — там год тянулось следствие! А тут за три дня — и уже в суде?

Митя пожал плечами.

— Какая теперь разница? Может, они это дело год готовили, только дурачка искали. А может, это просто такое мое везение в кавычках. — Митя изобразил пальцами «кавычки». — Так что твой адвокат тоже ничем не поможет. Вернет восемь миллионов долларов в кассу из офшора? Или договор задним числом отменит? Или уговорит мэра Тараскину явиться в суд и забрать папку с моим делом?

— Тихо-тихо, вот оно! — перебила Олеся, настороженно подняв палец. А затем крепко задумалась, смешно подперев щеки кулачками: — Сколько, говоришь, Тараскиной лет? Всего сорок? Сорок — это гримом вполне можно добить… А роста она среднего, как я примерно?

— Ну, вроде, да… — Митя растерялся. — А зачем тебе?

— А чем я не Тараскина?! — вдруг заорала она резким базарным голосом, характерно глотая букву «р» — точь-в-точь как она. — Поставлю копну на голове, как у нее, наложу грим как положено, приду в суд, всех построю и папку с твоим делом унесу на проверку!

— Да ты чего, там же камеры наблюдения повсюду! — испугался Митя.

— Так это же прекрасно! Там камеры. В камерах ходит Тараскина. И кому вопросы?

Митя задумался.

— Если поймают — это мошенничество адское!

— Не такое уж и адское, — уверила Олеся. — Уж поверь человеку, которого по всему миру разыскивает Интерпол за угон самолета… — Она замолчала и губа ее обиженно дрогнула. — Причем, меня ведь даже на борту не было, эта гадина ушла на посадку с моим паспортом…

— Ну ты тоже додумалась, три пуговицы за один день слопать… — миролюбиво напомнил Митя.

— А ты бы их еще в сахарницу засунул, чтоб все жрали! — огрызнулась Олеся.

— Но это же пуговицы! Даже не таблетки! В них дырочки! Как можно было перепутать?!

— А как можно было контейнер с моими контактными линзами на пол смахнуть под раковину? — закричала Олеся. — Я что тебе, Мисс Зоркость?

— Да хватит на меня кричать, я извинился уж сто раз! — огрызнулся Митя. — Я чуть себя об стенку не расшиб, когда твои сообщения мне на мобильник начали падать! Но три пуговицы — это было на второй день, когда я уже вернулся, и ты уже всё знала! Знала, а слопала!

— Ладно. Забыли и проехали, — миролюбиво подытожила Олеся.

— Сколько их там осталось, кстати? — шепотом спросил Митя.

— До фига осталось, — тоже шепотом ответила Олеся, похлопав ладонью по сумочке.

— И все-таки?

— Шестьдесят одна.

— Шестьдесят одна! — Митя присвистнул. — Они у тебя с собой?

— Даже не думай! — сурово ответила Олеся и крепче сжала сумочку. — Договорились же выбираться!

— Я просто спросил, — обиделся Митя.

— Времени мало, нам бы успеть на строительную ярмарку, — засобиралась Олеся.

— Зачем?

— Паклю купить надо. Будем строить государственную копну на башке, как у Тараскиной.

Оба засмеялись.

— И еще напомни мне вечером адвокату позвонить, вдруг он чем-то поможет, — сказала Олеся.

— А что ты ему расскажешь-то?

— Всё и расскажу. Это мой бывший, мы с ним в дружеских отношениях остались.

— Ох, вот еще одна сегодняшняя неприятность, — вздохнул Митя.

Гримироваться оказалось делом долгим и очень нудным. Целый час Олеся трудилась над образом Мити — сперва ставила прическу и что-то выстригала машинкой, затем обклеивала лицо какими-то полосками и тут же их срывала, потом наносила пудру, краски, что-то подрисовывала тонкой кистью… Время от времени что-то шло не так, и тогда она шипела и ругалась в пространство — денек-то был неудачный.

Когда наконец Митя взглянул на себя в зеркало, оттуда смотрел вовсе не Митя Сверчков и даже не Император Хотон, а унылый клерк среднего возраста, обрюзгший и начавший лысеть, но умело это скрывающий.

— Пострашнее ничего нельзя было нарисовать?

— Нравится? — Олеся сунула ему под нос планшет. С планшета на Митю глядела та же самая унылая физиономия.

— Ты меня еще и сфоткала в этом виде, — огорчился Митя.

— Дурак! — сказала Олеся, но было видно, что она польщена. — Это оригинал. Господин Веселовский, пресс-секретарь Тараскиной. Пока я буду делать Тараскину, посмотри пару видео с ним, поучись, как он говорит. Только не вздумай теперь ни чесаться, ни сморкаться — всю мою работу сотрешь!

Митя кивнул и принялся гуглить видео с городских пресс-конференций. Тараскину из себя Олеся делала еще дольше, но в итоге получилась самая настоящая.

Митя к тому времени посмотрел все видео, что удалось найти, и понял, что голос господина Веселовского подделать довольно легко: надо слегка вытянуть губы вперед, изобразить растерянное лицо и произносить слова, не открывая рта. Получалось такое бубнение в щеки. Олеся сказала, что очень похоже, только посоветовала делать побольше паузы между словами.

В автобусе на них оборачивался народ, люди наперебой бросались уступать место, а какая-то пожилая дама принялась грузить Олесю своей квартирной проблемой. Митя вежливо оттеснил даму, пробубнив «напишите заявление в приемную, я лично возьму это на контроль». И добавил: «под мою ответственность», но Олеся незаметно наступила ему на ногу, чтоб не выходил из образа. Правда, он этого почти не почувствовал, потому что черные остроносые ботинки были на два размера больше — Олеся позаимствовала их у отца.

В суде их встретили так удачно, что Митя даже засомневался: не приняла ли Олеся новую пуговицу на всякий случай. Охрана без вопросов отдала честь и принялась тайком куда-то звонить, а Олеся протопала внутрь с решительным лицом, не удостоив их взглядом. В коридор высыпали напуганные тетки. Олеся не дала им опомниться и перешла в наступление. Она открыла рот и стала орать. Она кричала так, что у Мити закладывало уши. Она кричала что-то про сроки, про кадры, грозилась наконец навести порядок «в вашей богадельне». Каждая отдельная фраза была понятна, но суть оставалась неясна. Кроме того очевидного факта, что сюда явилась именно мэр, и мэр не в настроении.

Затем Олеся умолкла и стала ждать ответа. Одна из дам принялась с достоинством отвечать, но Олеся ее перебила и спросила, в курсе ли дама последних событий? Дама явно была не в курсе. Митя тоже. Да и Олеся не стала ничего объяснять — велела провести ее в комнату особо важных дел.

Здесь она снова устроила скандал, тыкая пальцем в пол. Пол был покрыт довольно чистым паркетом, но Олеся считала, что он может в любую минуту провалиться, и угрожала выяснить, куда ушли деньги капремонта. По мнению Мити, она переигрывала — паркет был вполне сносный, а местные судьи могли и не иметь никакого отношения к ремонту своего здания. Оборвав свой крик на полуслове, Олеся развернулась, чтобы выйти прочь, но в четко рассчитанный момент обернулась и рявкнула: «Где вообще дело этого Сверчкова?» — словно именно Сверчков и был причиной неудачного ремонта.