Мигел Соуза Тавареш - Экватор

Вся следующая неделя прошла в постоянных собраниях и проверках, связанных с предстоящим визитом. Он встречался с епископом, с командующим военного гарнизона и с шефом полиции, с председателем городского собрания и управляющими трех вырубок, которые королевская делегация собиралась посетить (Риу-д’Оуру представлял секретарь губернатора), а также с владельцами торговых заведений города с тем, чтобы они взяли на себя праздничную иллюминацию соответствующих улиц и фасадов зданий. Секретаря по делам строительства он нацелил на то, чтобы тот, в случае необходимости, был готов потратить весь свой бюджет до конца текущего года на ремонт, покраску и придание обновленного облика городской пристани, общественным паркам и площадям и, хотя бы, фасадам главных государственных учреждений. «Не забывайте, — говорил он, обращаясь ко всем, — что следующего визита члена королевской фамилии на Сан-Томе и Принсипи нам, возможно, придется ждать еще пятьсот лет!»

Выздоровев и восстановившись после всякого рода враждебных нападок и интриг, подрывавших его работу, по сути, восстав из пепла и сбросив с себя уныние, в котором он пребывал последнее время, губернатор заражал своей гальванизирующей энергией всех и вся. С самого начала в предстоящем, столь неожиданном для него событии Луиш-Бернарду увидел возможность укрепить свой авторитет и способность контролировать ситуацию. Поэтому он ухватился за этот шанс обеими руками. С другой стороны, в визите Дона Луиша-Филипе и Айреша де-Орнельяша ему виделась и другая, более важная перспектива — прояснить раз и навсегда ситуацию, поговорить с министром и Наследным принцем со всей лояльностью, но одновременно и откровенностью, не скрывая ни своих сомнений, ни своих принципиальных расхождений со многими поселенцами. Он надеялся, что хотя бы в частном разговоре сможет довести до них суть своей личной дилеммы — поставленными на карту экономическими интересами, с одной стороны, и дипломатическими, с другой. И тогда одно из двух: либо ему удается доказать состоятельность своего политического выбора, либо он вынудит их освободить его от исполняемых обязанностей. В любом случае, он не намерен превращать этот шанс в банальный «африканский пикник», «имперский вояж» без смысла, содержания и последствий.

Посреди всей этой суматохи в один из дней на прием к нему пришел Дэвид, предупредив о своем приходе заранее, в соответствии с протоколом. Потом они втроем собрались у Луиша-Бернарду за ужином, мало, чем отличавшимся от прежних дружеских трапез. В честь его выздоровления Дэвид даже принес бутылку «Вдовы Клико», которую Луиш-Бернарду, предупрежденный врачом, к сожалению, не смог удостоить своим должным вниманием. На террасе они засиделись за разговорами почти до полуночи, в свободной доверительной атмосфере. Она давно стала для них привычной, с тех пор, как их соединили обстоятельства и они поняли, что взаимная дружба — это их личный способ сопротивления и форма взаимопомощи, от которых никто не собирается отказываться. Инициатива в беседе почти полностью принадлежала Дэвиду. Он говорил об Индии и даже, что случалось редко, о своей губернаторской работе в Ассаме. Луиш-Бернарду был очарован этими рассказами. Одновременно с этим его сильно удручала его собственная способность находиться здесь и слушать Дэвида, сидящего рядом с Энн. Он мог слушать, получать удовольствие от разговора с ним, своим другом, человеком его интересов и возраста, и при этом ощущать себя горящим в огне страстной любви к женщине, одной на них двоих, огне, который был способен жестоко развести их в противоположные стороны.

На следующий день Энн через свою служанку прислала ему записку, в которой просила встретиться с ней на пляже около полудня. Придя, он начал было отчитывать ее за то, что она совсем потеряла осторожность, но Энн бросилась в его объятия и крепко прижалась к нему всем своим телом.

— Любовь моя, я не могу не видеться с тобой. Это выше моих сил! Придумай хоть какой-то выход! Рано или поздно я просто не выдержу! Я не смогу сидеть дома с Дэвидом и притворяться, что все хорошо, когда я думаю только о тебе, о том, чем ты занят. И тогда я хочу только одного — убежать и видеть тебя рядом со мной, оставить его там одного, и пусть думает, что хочет. Я не могу так жить, на расстоянии. Мой дом стал похож на остров, где меня посадили в тюрьму. Остров внутри острова, тюрьма в тюрьме. Я умираю от отчаяния, от тоски и даже от ревности!

— От ревности? — Луиш-Бернарду усмехнулся. — Ревности к кому?

— А ты хочешь знать? К Доротее. Я видела, как она смотрела на тебя, когда я на днях вошла в твою комнату, и видела, как она на меня посмотрела, когда Себаштьян дал ей знак, чтобы она ушла. Понятно, что она без ума от тебя, что ради тебя она готова на все. Она красивая, ей, наверное, лет семнадцать, а ты по ночам дома всегда один. К тому же, ты ни мне, ни кому-либо ничем не обязан. Конечно же, тебе было бы удобнее быть ее любовником, чем моим.

Луиш-Бернарду посмотрел на нее: она была неотразимо красива. Мог ли кто-нибудь поменять ее на другую?

— Что, неплохая идея?

— Нет, я не думал о Доротее как о той, кто будет вместо тебя. Ни вместо, ни вместе. Я думал, что хочу, чтобы ты была только для меня, а я для тебя. Думал, суждено ли этому когда-нибудь случиться…

Она легла на песок рядом с кокосовыми пальмами и жестом позвала его к себе. Лошади, привязанные неподалеку, были безмолвными хранителями их скрытой от мира страсти. И они любили друг друга, лежа на песке, рядом с животными. Так же, как это делают они.

Та сцена еще оставалась живой в его воспоминаниях, когда на следующее утро в его кабинет вошел Дэвид. Луиш-Бернарду все еще ощущал, как тело Энн обвивает его, чувствовал вкус ее губ, слышал ее стоны. С ужасом он подумал, что на нем еще мог сохраниться запах ее духов, и поэтому на всякий случай решил держаться от друга на расстоянии. В следующую секунду его охватила еще более страшная мысль: а что, если остатки этого же запаха хранит на себе и Дэвид? Тот начал говорить, но Луиш-Бернарду уже ничего не слушал. Он был где-то далеко, глядя куда-то мимо собеседника, делая над собой усилие, чтобы стряхнуть с себя обуревавшие его беспорядочные мысли. Что там Дэвид такое говорит?

— … по сути, я задаюсь вопросом, зачем этот ваш принц сюда едет? Чтобы освободить вас?

— Как?

— Вы меня не слушаете, Луиш? Я спрашиваю: что он здесь будет делать?

— Ну, а почему бы ему не приехать? — Луиш-Бернарду снова был сосредоточен. — Принц Уэльский разве не может поехать в Индию или в другие британские колонии?

— Индия — не Сан-Томе…

— Каждый посещает свои владения. Он едет на Сан-Томе, однако, кроме этого, он также посетит Анголу, Мозамбик, Кабо-Верде.