Галина Емельянова - Жена моего врага (СИ)

Но пока без официально оформленных бумаг о гибели Кости, решили ничего Анне Викторовне не говорить.

Идя по деревянным мосткам уже знакомой дорогой, Алексей думал только о том с чего начать разговор.

Что сказать единственной для него женщине?

— Прости что я, не он?

У знакомого подъезда, он стал свидетелем жестокой драки двух котов, один был рыжим другой черным, шерсть клочками летела и с того, и с другого. Леха усмехнувшись сделал мысленно ставку на рыжего, но чем дело кончиться не удалось узнать, с балкона вылили тазик воды, хорошо хоть чистой, капли попали мужчине на джинсы.

Коты взвизгнув совершенно по-человечьи разбежались в разные стороны, так и с нами еще не решилось, подумал лейтенант о себе и Тимуре. Егоров позвонил, двери открыла Настя.

— Настя, кто? — услышал он родной голос.

Стало смешно и грустно, если сейчас, бывший офицер спецназа, «Берц», в этом коридоре бухнется в обморок. Он оперся об стенку и присел, на корточки, сердце словно остановилось.

— Свои! — закричала девочка, и на встречу мужчине, выбежал Жорик. Он с разбегу обнял Леху и закричал: «Папа, папочка, мой пришел!»

Леха сидел на полу, и маленькие детские руки вытирали его слезы, и вот, наконец-то Варя подошла к нему, все вместе они помогли мужчине встать.

Он неловко стал вытаскивать деньги, они рассыпались по полу.

— Вот надо, сыну форму покупать, дочке платье.

Оказалось все уже куплено, только, Варе срочно вдруг понадобился зонт, старый никуда не годный, и они ушли гулять. Целовались под новым зонтом, тесно прижимаясь, друг к другу.

— Пойдем к тебе, — прошептала она.

— Так ведь я, Варя, у друга остановился, а у него две комнаты, двое детей и теща, а до этого я у Костиной мамы на кухне ночевал.

Влюбленные сели на электричку и уехали за город, как только за окнами вагона зазеленел лес, они вышли на незнакомой станции.

Они углубились в лес, и Леха сразу безошибочно вывел их на поляну.

Полянка встретила влюбленных пением кузнечиком в высокой сочной траве, ароматом медуницы, ирисов и земляники.

Алексей постелил свои шорты и майку на траву, и они легли рядом, замерли, чтобы посмотреть друг другу в глаза.

— Леша, Лешенька, милый, любимый. — Варя стала целовать в губы, и в брови, пока он сам не поймал ее губы своими, и поцеловал.

Кружилась голова, перехватывало дыхание, так они долго ждали этого мгновения.

Дольше всего пришлось снимать Варины лосины, так они сидели в облипочку, но зато они стянулись вместе с трусиками.

В зеленых Вариных глазах, были смешные желтые точки, словно у котенка. Нос обгорел, и вся она, кроме очень белого животика была цвета румяного яблока.

— Загорала — хрипло спросил он.

— Ага, только живот не загорел.

— Не только, — прошептал Леха и сполз вниз, целуя и мягкий живот, и ниже, где кололись пробивающиеся темные волоски.

Варе было немного стыдно, у нее впервые так было — под огромным небом. Ее мужчина очень ласково стал ласкать грудь. Варя и сама не ожидала, что так заждалась близости, ей словно снова было семнадцать лет, и никого у нее не было, и все тело звенит от желания, как струна. Она захотела, чтобы все случилось быстрее, стала ласкать рукой, того, что так желало принять ее лоно.

Леха вздрогнул, так это было нежно и приятно, кровь пульсировала везде: в висках, в груди, в паху, даже казалось, начался жар. Когда они стали одним целым, он снова вернулся к ее губам, поцелуй был словно зеркальным отражением того, что происходило с их телами внизу.

Он ничего не мог с собой поделать, он так ее хотел, что фейерверк взорвался для нее слишком быстро, но нескольких движений его языка, по ее набухшей ягодке хватило, чтобы спазмы, ее лона, доставили, ему и ей, восторг и наслаждение.

Варя застонала, и он увидел слезы в ее счастливых глазах.

Над ними плыли облака, лес затих, словно прислушиваясь к симфонии их любви, сияло ласковое солнце, а потом закапал слепой дождик, словно улыбка сквозь слезы. Они лежали под огромным небосводом, у Бога на ладони, как Адам и Ева еще не изгнанные из рая.

Было удивительно легко и радостно возвращаться в город. Они по очереди говорили по телефону с детьми, уговаривая их спать, и когда казалось, что они снова принадлежат только друг другу, раздался телефонный звонок.

— Мама, папа нашелся. Он забрал шкатулку, и меня ударил. Мама я живая, а Жорик лежит и не встает, он меня защищал. Мама! — рыдала Настя по — телефону.

Они бежали по пустым улицам, он боялся бросить Варю, поэтому просто перекинул через плечо и рванул быстрее. В квартире было тихо, Костина мама, вернулась от соседей, пыталась влить в рот девочке валерьянку, оказалось, что это «корвалол».

Он пытался дозвониться Гладышеву, но у того телефон был вне сети.

Жорка уже очнулся, из ушей у мальчика текла кровь, и им оставалось ждать скорую помощь. Ребенка тошнило, он просил пить, и Варя качала сына на руках, шепча нежные слова.

Алексей вышел в коридор, надеясь встретить либо милицию, либо кого-то из ФСБ. Но наружное наблюдение ФСБшники еще не поставили, просто ограничились видеокамерой в подъезде, а на нее Тимур набросил тряпку, тряпка на весь подъезд источала запах бензина.

И тут мужчине отчетливо вспомнилась и марка новой машины, купленной якобы Костей, и даже номер он припомнил. Ему сейчас очень нужна была помощь милиции, но в телефоне вновь и вновь звучало: «телефон абонента выключен или находиться вне зоны действия сети».

Провинциальный городок спал, «скорая помощь» приехала быстро, всей семьей они поехали в больницу. Мальчика приняли сразу, отвезли на каталке куда-то за выкрашенную белой краской дверь, куда не пустили ни Варю, ни Алексея. Худенький молодой человек, похожим на воробышка, представился врачом, и вернувшись к ним через полчаса, успокаивающе сказал: «Перелома черепа нет, сотрясение небольшое, сделаем перевязку и в палату».

Алексей оставил Варю с Настей в приемном покое и вызвал такси. Он чувствовал, как уходит драгоценное время, а вместе с ним тает возможность догнать Тимура. Где Колыванов будет искать убежища, Леха и так уже понял. Тимур решит прорываться к трассе на Москву.

Как только машина отъехала от больницы он попросил таксиста, молодого парня, остановиться, аккуратно «вырубил» его и положил на лавку у какого-то подъезда. Машина была новая, и, слава богу, с навигатором. Ведь дороги в Елецке, как в большинстве в России, были хуже среднего, и если бы не армейская реакция, Леха раз пять мог улететь в кювет.

В машине закончилась очередная песня охрипшего Лепса, когда Алексей наконец-то выехал на показавшейся ему, почти взлетной полосой, трассу Москва — Уфа. Он гнал под двести, и ему сигналил фуры дальнобойщиков. Его явно принимали за каскадера или смертника, но все-таки он смог догнать машину Тимура. Это был он, на черной «Субару» и госномера его. Леха боялся одного, нелепой случайности, что вдруг Тимур продал машину, и теперь за рулем кто-то другой.