Тереза Тур - Выбрать свободное небо

Почему в гостиничных номерах всегда чувствуешь себя другим человеком? Непохожим на себя? Может быть, потому, что это место хранит память о целой череде индивидуумов. Счастливых, несчастных, возбужденных, опустошенных, злобных, радостных, довольных всем и уставших от всего.

Ты — всего лишь один в череде таких же, как и ты… Они словно здесь же, с тобой. И хорошо, что с тобой, потому что больше нет никого… Ты, телевизор и коньяк. Даже закуски нет, не говоря уже о людях. Проливной дождь за окном в качестве собеседника.

Странно, у нее же есть семья, есть друзья. Есть поклонники и есть коллеги. Но сегодня почему-то она осталась одна. Она чувствовала это одиночество, была рада ему. Пожалуй, жаждала ощутить его… Да она в эту поездку отправилась в основном для того, чтобы побыть одной, потому что вдруг почувствовала, что ее не стало. Она попросту растворилась в тех, кто ее окружал. В их заботах, потребностях, склоках. В их любви и непонимании…

И вот сегодня Тереза настигла, наконец, свое одиночество. И попыталась найти в нем саму себя…

Она выпила коньяк, налила еще, поискала пульт, чтобы выключить телевизор, — он мешал ей. Важная мысль, которая помогла бы объяснить, что не так с ее на редкость благополучной жизнью, вертелась в голове. Но Тереза никак не могла ее сформулировать…

— Накануне в нашем городе был показан спектакль по пьесе Артема Казанского «Одиссей и его Пенелопа». Он рассказывает о светлой, чарующей любви на все времена. Эта постановка стала символом возвращения на театральную сцену Владимира Зубова, знаменитого сериального актера, — услышала она. Палец замер на красной кнопке пульта. — Актера, которого еще называют самым красивым мужчиной российского кино. Владимир, как вам наш город, наши зрители?…

— Надо же, — обратилась Тереза к экрану, откуда ей что-то энергично вещал ее любимый актер, — как занятно… — и она все же нажала кнопочку. Экран погас.

На том же этаже, в той же гостинице, самый красивый мужчина российского кино тоже взял пульт и раздраженно стал щелкать, переключая каналы. Нет, надо было затащить в гостиницу эту девочку-ведущую, как он и планировал вначале. Но она так старалась оказаться в его койке, так настойчиво предлагала себя, что в какой-то момент ему стало противно.

К тому же Зубову наконец стало ясно, что он лично всех этих девочек: и эту конкретную, и тех, что были у него до этого — интересовал мало… Вот Одиссей, который рассказывал о любви так, что у всего зала на глазах были слезы — это да.

А он сам… Получается, что он сам особо никому не нужен… Одинокий, холодный. Раздраженный, капризный, голодный… Да, еще и голодный.

Тур по большим городам России, которым его соблазнили за большие — даже для него — деньги, был организован из рук вон плохо. Например, здесь, в одном из южных городов, их просто-напросто забыли покормить. В гостинице же в этот час был открыт бар, спиртного было — хоть залейся. Но в ресторан обслуживал лишь проживающих и только по часам. Время ужина прошло, до двенадцати их подождали, а дальше… Всё закрыли и, кажется, даже опечатали. Магазинов поблизости не было. Гостиницу — как он и просил — предоставили тихую, на отшибе… Судя по тому, как долго их везли, еще и за городом.

Владимир выпил еще коньяку, утешая себя тем, что там много калорий. С тоской вспомнил шоколадку из мини-бара, вкусную и маленькую…

— Ну, что, еды нет? — в номер вошла его прекрасная Пенелопа. Сейчас, с хвостиком, без грима, в изысканно драненьких джинсах и коротеньком топике, она была похожа на девочку-подростка. Страшненькую, надо отметить. — А что ты ведущую к себе-то не позвал? Она же местная, организовала бы нам питание. А ты бы расплатился бы за еду телом, — ехидно добавила актриса.

Владимир зарычал, залпом допил коньяк:

— А почему это за еду для нас я должен расплачиваться своим телом? А ты?

— Так и я расплатилась бы, но особо никому не надо… — вздохнула Марина.

— Наши-то молодцы, — перевел он тему разговора, — уехали к родственнику помрежа, едят там…

— Они-то молодцы, а мы-то с вами — звезды, — обрадовалась она возможности заговорить о другом. Вспоминать о щемящей, горькой любви к Зубову Марине совсем не хотелось. К тому же эта любовь оказалась ему совсем не нужна…

— На что это ты намекаешь, Марина?

— Я? Намекаю? Я прямо говорю, что ты включил звездность, поэтому все уехали. А ты — и я с тобой за компанию — сидим здесь. Злые и голодные… Зато звезды. Гордые до невозможности…

— Ладно, давай напьемся. Вусмерть.

— Ага! — она взяла бокал. — И будем завтра болеть…

Он выпил, благодарно улыбнулся и стал опять нажимать кнопочки пульта.

— В наш город, в рамках презентации новой книги «Атлантида, любовь моя…» прибыла известный писатель-фантаст Тереза Тур. Она, как никто другой, умеет смешать в своих произведениях грани разных реальностей…

— «Грани реальностей»! — фыркнул Владимир и выключил звук. — Представляешь, у нее там «произведения»! Какой пафос!

— А мне она нравится, — вдруг возразила Марина. — И книги ее, и выступления. Практически моноспектакль. И поет она хорошо.

— Ты еще скажи, что на эту самодеятельность ходила!

— Нет, но в Интернете смотрела, вполне ничего. Вполне грамотно кто-то ставит.

— Б-р-р… Все по Преображенскому: разруха. А все потому, что каждый занимается не своим делом. Повар не кормит, менеджер — урод… Кстати, и телефон у него выключен. А писатель… Творить хорошо, скорее всего, не умеет, а людей удивить чем-то надо. Вот и поет.

— Ну, довольно — решительно поднялась партнерша. — Я и так по твоей милости осталась голодная. А выслушивать твое эго… Это выше моих сил.

Владимир потащился за ней к двери — понял, что разозлил. А он категорически не любил рассерженных женщин. Особенно таких, которых перевел в приятельницы после нескольких бурных ночей.

— Слушай, — покаянно протянул он, — не обращай на дурака внимания. Особенно на голодного. — Все же Зубов умел «делать лицо», как никто другой… Сейчас серые, изумительно чистого оттенка глаза, опушенные черными, одна к одной ресницами, преданно смотрели прямо на Марину. Как они завораживали, заставляя верить в то, чего никогда не было!..

— Ох… — проняло даже ее, актрису, — достаточно. У меня не получается с тобой просто переспать — я в тебя влюбляюсь. А поскольку ты ничего такого чувствовать не умеешь — спать с тобой нельзя. Прости, дорогой, я слишком сложно собирала себя по кусочкам, чтобы начинать все сначала только из-за того, что ты не озадачился никого снять сегодня на ночь.

— Прости, — около распахнутой двери номера он галантно поцеловал кончики ее пальцев и отступил, отпуская. — Я урод, наверное…