Хелен Саймонсон - Последний бой майора Петтигрю

— Дело в том, что у второго кандидата случился инсульт, и он на аппарате искусственного вентилирования.

— Какой ужас.

— Если к двадцать третьему числу — это конец финансового года — он еще не умрет, премию отдадут папе. Видимо, они предпочитают посмертные премии.

— Какая неприятная ситуация.

— Просто кошмар, — согласилась она, отхлебнула чаю и вытащила из чашки пакетик. — Я даже позвонила в больницу в Лондоне, но мне там отказались сообщать о его самочувствии. Я сказала, что, учитывая мамины страдания, они могли бы проявить побольше чуткости!

Майор потянул за нитку, и распухшее брюхо пакетика заколыхалось в бурой воде. Он не знал, что сказать.

— Эрнест, рада тебя видеть. Зря ты не позвонил и не предупредил, что приедешь.

В кухню вошла Марджори, одетая в широкую черную шерстяную юбку и плоеную черно-лиловую блузку, выглядевшую так, будто ее наспех сметали из обивки для гроба. Он встал, соображая, следует ли в данных обстоятельствах обнять ее, но Марджори уже проскользнула мимо стола и встала рядом с Джемаймой, после чего они обе уставились на него, словно он пришел на почту за марками. Майор решил держаться деловито.

— Прости, что приехал без предупреждения, Марджори, — сказал он. — Но мы с Мортимером Тилом начали разбираться с завещанием, и мне понадобилось прояснить с тобой пару моментов.

— Ты же знаешь, Эрнест, я ничего не понимаю в таких вещах. Пусть Мортимер со всем разбирается. Он такой умный.

Она выудила из кучи на столе клубок бечевки и уронила его обратно.

— Пожалуй, но он не член семьи, а потому, так сказать, не в курсе всех деталей.

— По-моему, папино завещание составлено вполне ясно, — вмешалась Джемайма, глаза которой сверкали, словно у чайки, осматривающей гору мусора. — Нет никакой необходимости мусолить очевидные вещи и расстраивать маму.

— Согласен, — сказал майор и медленно вдохнул. — Куда лучше решить все внутри семьи. Чтобы не было никаких неловкостей.

— Все это и так чрезвычайно неловко, — сказала Марджори, утирая глаза бумажным полотенцем. — Как Берти мог так со мной поступить…

Она разразилась хриплыми неблагозвучными всхлипываниями.

— Мама, я просто не могу, когда ты плачешь, — сказала Джемайма и обняла мать за плечи, одновременно удерживая ее на расстоянии и успокаивающе похлопывая по плечу. Лицо ее исказилось то ли от огорчения, то ли от отвращения — майор не был уверен наверняка.

— Я не хотел тебя расстроить, — начал он. — Давай я приеду попозже.

— Все, что вы хотели обсудить с мамой, вы можете обсудить в моем присутствии, — заявила Джемайма. — Я не желаю, чтобы кто-нибудь беспокоил ее, когда она одна.

— Джемайма, не груби дяде Эрнесту! — сказала Марджори. — Теперь у нас немного осталось друзей. Он будет приглядывать за нами.

За ее улыбкой читалась стальная решимость. Майор понял, что угодил в ловушку — он был не в силах придумать хоть один уместный способ попросить свое ружье у плачущей вдовы его брата.

Внутренним взором он уже видел, как ружье ускользает, как бархатная выемка в футляре так и остается пустой, а его собственное ружье так и не обретает собрата. Ему вдруг стало очевидным его собственное одиночество — он вдруг осознал, что так и будет жить без жены и семьи, пока его не положат в холодную землю или не предадут более уместному огню. Глаза его увлажнились, а среди разнообразных запахов кухни вдруг словно возникла пепельная нотка. Вновь поднявшись со стула, он решил больше никогда не возвращаться к вопросу о ружьях. Вместо этого он вернется домой и попробует найти утешение в одиночестве. Может, он даже закажет футляр для одного ружья с простой серебряной монограммой и чуть более сдержанной обивкой, чем темно-красный бархат.

— Не буду вас больше беспокоить, — сказал он. Чувство собственного благородства разливалось по сердце приятной теплотой. — Мы с Мортимером проведем все необходимые процедуры; думаю, мы во всем разберемся.

Он шагнул вперед и взял Марджори за руку Она, видимо, только что покрасила ногти в розовато-лиловый цвет — от них пахло лаком. Волосы ее благоухали лавандой.

— Я обо всем позабочусь, — пообещал он.

— Спасибо, Эрнест, — еле слышно ответила Марджори, крепко держась за его руку.

— А как насчет ружей? — спросила Джемайма.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал майор.

— Приходи еще, — сказала она. — Твоя поддержка меня так утешает.

— Что с ружьями?

Майор понял, что не может дольше игнорировать ее голос.

— Необязательно говорить об этом прямо сейчас, — процедила Марджори. — Обсудим попозже, хорошо?

— Мама, ты же знаешь, что нам с Энтони нужны деньги. Частные школы стоят недешево, а нам уже надо вносить залог за Грегори.

Похоже, что медсестра ошиблась, заявив, что у него просто замечательная ЭКГ, подумал майор. Грудь его словно стиснуло обручем, и в ней в любой момент была готова вспыхнуть боль. Ему даже в благородном самопожертвовании отказано. Теперь ему придется отказаться от собственного ружья, вместо того чтобы спокойно уйти. В груди запылала не боль, но ярость. Он расправил плечи — это движение всегда помогало ему расслабиться — и попытался принять максимально спокойный вид.

— Потом разберемся, — повторила Марджори, похлопывая Джемайму по руке: майор заподозрил, что на самом деле она украдкой щиплет дочь.

— Если будем откладывать, он что-нибудь придумает, — прошипела Джемайма так громко, что ее шепот мог бы наполнить весь Альберт-холл.

— Насколько я понимаю, вы желаете поговорить об охотничьих ружьях моего отца? — майор старался, чтобы его голос, несмотря на бурлившую в нем ярость, звучал по-военному сухо и спокойно. — Разумеется, я не хотел затрагивать эту тему в такое сложное для нас время…

— Да, у нас еще будет случай, — поддакнула Марджори.

— И все же, раз вы ее затронули, давайте проясним этот вопрос — по-семейному, — сказал он.

Джемайма бросила на него сердитый взгляд. Марджори по очереди посмотрела на них обоих и несколько раз сжала губы, прежде чем заговорить.

— Что ж, Эрнест, Джемайма считает, что мы выиграем, если продадим ружья вашего отца парой.

Он промолчал, и она торопливо продолжила:

— Я имею в виду, если мы продадим твое и наше ружье, то это будет очень выгодно, а я бы хотела помочь Джемайме со школой для Грегори.

— Твое и наше? — переспросил он.

— Ну, одно у тебя, другое у нас, — пояснила она. — Но порознь они стоят гораздо меньше.

Она смотрела на него широко распахнутыми глазами, словно ожидая подтверждения своим словам. Майор почувствовал, как изображение у него в глазах плывет, теряя четкость. Его мозг бешено работал, пытаясь изобрести способ уйти от разговора, но это было уже невозможно. Придется высказать свое мнение.