Пилип Липень - Параметрическая локализация Абсолюта

Принесли вино. Они пригубили и не знали, о чём говорить. У Екатерины были толстые красные пальцы. Кем она работает, интересно? Посудомойкой? Они вспомнили последние работы, которые им запомнились на фотосайте. Принесли канапе. Какое правильное лицо у неё, в молодости была королевой красоты, не иначе. В глубине зала прошёл директор и скрылся в служебных помещениях за плотными красными шторами. Екатерина заметила, что эти шторы совсем как в фильмах у режиссёра Дэвида Линча. Да, действительно. Ещё бы карлика сюда для полноты. Принесли валованы. Вадим спросил, довольна ли она своей камерой. Более чем – отвечала она – но оптики, как всегда, не хватает. Она берёт объективы у своего сожителя, и он каждый раз напрягается по этому поводу. Оптика – дело интимное, у каждого должна быть своя. Как зубные щётки. Принесли тарталетки и грибной кокот. Прямо над ними в потолок была встроена звуковая колонка, мелодии громко сменялись, одна ужаснее другой. Они дружно морщились. Обсудили последний альбом Ника Кейва – не тот уж Кейв, что раньше, не тот. Хотя всё равно хорош. Принесли сыр с виноградом и зелёный чай. Екатерина глянула на часы и сказала, что ей пора. Поздравила ещё раз Вадима, поблагодарила за приглашение и ушла.

Она как раз сворачивала к выходу из зала, когда включили «Владимирский централ» – самый яркий символ ненавистной Вадиму культуры, грубой, примитивной, самодовольной, и тем более невыносимой, что в ней сквозила та самая тоска, которую он считал привилегией развитого человека. Как будто дорогую частичку твоей души выставили напоказ, отупили, вываляли в грязи, и теперь пьяные уголовники пляшут с ней в обнимку. И действительно: компания за дальним столом встала и хором подпевала, положив друг другу руки на плечи. Вадим презрительно цедил чай и шептал: мерзость, мерзость, мерзость.

9. Шестьдесят тысяч лет

– Здравствуйте! – к нему подошла девочка с каштановой чёлкой. Вежливая улыбка, два больших зубика. – Вы Вадим? Тот самый фотограф, который в вестибюле? Можно, я с вами посижу?

Вадим пожал плечом – садись, мол, если хочешь. Он даже не слишком удивился детскому вниманию – глухая злоба ко всему вокруг притупляла чувства.

– Вадим, что вам нужно для счастья?

– Чтобы выключили эту мерзость.

– Ок.

Девочка не переспрашивала, какую мерзость он имеет в виду – музыку, ТВ или, может быть, слишком яркий свет. Песня оборвалась на полуслове. Компания за дальним столом затихла и двигала стульями, рассаживаясь по местам. Осталась только возбуждённая речь комментатора по телевизору, возгласы болельщиков у стойки, стук вилок о тарелки. Наконец-то, – кивнул Вадим.

– А ещё что?

– Что?

– Что вам нужно для счастья?

– А почему вы спрашиваете? – с раздражением ответил Вадим. И подумал, что глупо называть маленькую девочку на «вы». Но с другой стороны – не глупо. Человека нужно приучать с детства. Уважительное и серьёзное общение. Вот тогда вырастут люди, а не «братки». Если бы каждый…

– Я могу сделать всё, что вы захотите, – перебила она его мысли.

– Пф! – фыркнул Вадим. – Боюсь, это не в ваших силах.

– В моих! Видите, я же остановила музыку – специально для вас.

– Ну как же, как же. Это просто сами официанты не выдержали – и выключили. Давайте я вам лучше мороженого закажу.

– Вы не верите? Я всё могу. Я докажу! Закажите песню на выбор – и она заиграет. Чтоб вы не сомневались. Давайте?

Она так сильно смотрела, что Вадим отвёл глаза. Ну и чушь. Папа пьёт пиво, а она скучает? Ладно, сейчас закажу ей. Такое, чтоб точно не знала.

– Гражданская оборона, м? Группа «Гражданская оборона».

И не успел он договорить, как динамики наполнились неряшливым звуком синтезатора и гитар, и знакомый надтреснутый голос, «экзистенциальный», как называл его про себя Вадим, запел: «…я слышу шаги, открываются двери, и смерть исчезает на наших глазах». Мурашки побежали по спине Вадима.

– Это… как?

– А вот так. Теперь верите? Ну, говорите свои желания.

Вадим растерянно засмеялся. Девочка приложила палец на ножку его пустого бокала, и тот стал медленно наполняться вином. И заглядывала Вадиму прямо в глаза – сомневаешься ещё?

– А взамен вы потребуете мою душу, да?.. Мефистофель и Фауст? – Вадиму вдруг стало легко и весело. Он взял наполненный девочкой бокал и попробовал – правда, вино.

– Наоборот. Я не дьявол, а воплощение Абсолюта.

– Даже так… И зачем же вам понадобилось делать меня счастливым? Неожиданно как-то. И как мне вас называть? Господи?

– Вероника. А счастливым не только вас. Всех людей. Давно собиралась, а тут как раз случай, – сказала то ли вежливо, то ли насмешливо, не разберёшь.

– И что, вы намерены ко всем вот так подходить и спрашивать? Почему бы не сделать счастливыми всех оптом? Ведь вы же всесильна? И мысли наверняка умеете читать. Ну-ка, о чём я сейчас думаю?

– Вот именно – собираюсь ко всем подходить и спрашивать. А чужие мысли я не подслушиваю, это некрасиво, – кажется, ёрничанье Вадима не сердило, а развлекало её.

– Но как же вы сможете всех опросить? На земле семь миллиардов людей, и если на каждого тратить хотя бы пять минут… – он начал считать в уме, но сразу же запутался, распрямил на скатерти салфетку и достал карандаш. Карандаш писал бледно, продавливая мягкую бумагу. Вероника с улыбкой ждала. – Вот! Шестьдесят тысяч лет! Чтобы опросить человечество, вам понадобится шестьдесят тысяч лет. Все умрут, и даже косточек не останется.

– Но я же всемогуща, – отвечала она, ничуть не смущаясь.

10. Странное впечатление

У Вадима в голове вертелось ницшеанское «Бог умер», но он отогнал эту фразу, боясь выставить себя и Ницше на смех. Веселье вдруг слетело с него, так же быстро, как и пришло. Вероника ждала. Вадим соображал. Несколько раз приоткрывал рот, начиная что-то возражать и останавливаясь. Но… Но…

– Но как я могу быть счастлив, если мир вокруг меня не такой, как мне хотелось бы? – сказал он уже серьёзно, без шуточек.

– Не такой? А какой вы хотите? Об этом я и спрашиваю.

– Да как же! Неужели вы не видите? Всё тупо, глупо, дурно. Люди слушают дрянь, смотрят дрянь, читают дрянь, думают о дряни. Вместо того, чтобы. Где хороший вкус? Где творчество? Кругом леность мысли, грубость, пошлость. Посмотрите на этих, у стойки – они восторгаются бессмысленным спортом. Посмотрите на этих – они напились и поют хором воровские песни. А те девицы? Обсуждают подружек, кто удачнее вышел замуж. А официанты? Считают, сколько им дали на чай. Сплошная низость! Как можно быть счастливым в этом мире?

Вадим говорил о наболевшем страстно, но частью сознания как бы наблюдал себя со стороны. Абсурд, абсурд! Что я пытаюсь объяснить маленькой девочке? Понимает ли она, о чём я вообще?