Гийом Мюссо - Здесь и сейчас

Лиза долго колебалась, пристально вглядываясь в меня блестящими от усталости глазами и пытаясь понять, какой дьявол прячется за моей добродушной физиономией. Ей было двадцать, она была молода, отчаянна, горда, но… Сейчас она чувствовала растерянность. На секунду, нет, на долю секунды, передо мной вспыхнула картинка: Элизабет, но постарше, поувереннее, ставшая мне гораздо ближе, вновь из-за чего-то тревожится. Вспыхнула и погасла.

— Слишком рискованно, — вынесла она приговор и подтолкнула конверт обратно ко мне.

— Но мы же не банк собираемся грабить.

— Говорю вам, чересчур опасно.

— Не опаснее, чем жить с наркоманом.

Я ответил грубо и не к месту. Элизабет прожгла меня взглядом.

— Кто вы такой, чтобы судить людей?

— Мне кажется, что совсем не здорово влезать в долги, оплачивая колеса для своего парня.

— Вы не можете этого понять, Дэвиду они нужны для творчества.

— Нашли, тоже мне, извинение! Я врач и могу вас уверить с полной ответственностью: лучшее, что вы можете сделать для такого творца, это расстаться с ним. Скажите, с какой радости вы с ним связались?

— Я его люблю, — ответила Лиза, вложив в ответ все свое презрение ко мне.

На ее глазах блестели слезы, ее душил гнев, и, не сдерживая его, она швырнула в меня стакан с рутбиром.

— Отвянь, идиот!

Вскочила, опрокинув стул, и выскочила пулей из пиццерии.

Ничего не скажешь, не повезло.

02.21

Я вернулся к санитарной машине и увидел, что оба зеркальца у нее разбиты. Наверняка какой-то наркоман хотел поживиться то ли шприцами, то ли аптечкой, но, видно, был не совсем в себе, так что мой фургон устоял, и тот выместил свою злость на несчастных зеркальцах. Что тут скажешь? Такой квартал…

Я сел за руль «ракеты с красным крестом» и распрощался с Ист-Виллиджем. Теперь мне предстояло подняться к Грамерси, Мюррей-Хилл, Мидтауну. Чтобы попасть на остров Рузвельт на машине, нужно дать большой крюк по Куинсу, только так попадешь на улицу, которая ведет к единственному автомобильному мосту. В три часа утра я был у моста. Переехал на другую сторону и пристроил «Скорую помощь» неподалеку от больницы, на открытой стоянке как раз напротив залива. По радио звучали старинные джазовые мелодии. Я опустил окно фургона. Меня баюкал томный саксофон Стена Гетца, я курил сигарету и смотрел на небоскребы, возвышающиеся по другую сторону залива. Я был еще на Манхэттене, но уже вдали от него. Гул, шум, огни города — всего в нескольких десятках метров, но казались недосягаемыми.

Так далеко и так близко…

Щемящая боль полоснула по сердцу. Разве со мной не то же самое? Я живу, и я вне жизни. Я и не я.

Я швырнул окурок на асфальт, откинулся на сиденье и закрыл глаза, собираясь урвать у ночи хоть несколько часов тревожного сна.

Тук! Тук! Тук!

Я вздрогнул. Первые лучи солнца, бьющие в лицо, ослепили меня. Потом я разглядел лицо Элизабет Эймс, она барабанила в стекло машины.

Я судорожно поднес часы к глазам.

Черт! 6 часов 55 минут!

Я открыл ей дверцу.

— Почему передумали?

— Деньги нужны. Почему же еще? — ответила она, когда мы уже тронулись. — Плата, между прочим, вперед.

Я порылся у себя в кармане и протянул ей конверт, кляня себя на чем свет стоит из-за того, что проспал.

— Извините, но у нас нет времени репетировать, — сообщил я, включая сирену, мигалку и светящуюся панель на крыше.

— Для такого любителя импровизаций, как вы, это, я думаю, не проблема. А костюмами вы снабжаете?

— Лежат на заднем сиденье. Будьте добры, передайте мне халат и стетоскоп.

Мы подскакивали на выбоинах, но я все прибавлял скорость, надеясь, что все произойдет именно так, как было задумано на седьмом этаже больницы «Блэкуэлл». Если Салливан работает по сценарию, то сейчас он симулирует сердечный приступ. Я представил себе медсестру, которая входит к деду в комнату, начиная утренний обход, и видит, как он лежит, прижимая обе руки к левой стороне груди, словно стараясь унять нестерпимую боль. Представил себе и Салливана: несколькими минутами раньше он с улыбкой побрызгал себя водой, имитируя выступившую испарину, а потом с десяток раз отжался, повышая температуру. Если у старика с головой все в порядке, то задумка может выгореть. Увидев, в каком он состоянии, медсестра должна тут же позвонить по телефону и вызвать «Скорую».

— По вызову! — бросил я охраннику и въехал, не выключая сирены, на территорию больницы.

Машину я поставил напротив входа, выкатил носилки, и мы с моей «ассистенткой» влетели в холл.

— «Скорая помощь» для пациента с седьмого этажа, — объявил я и бегом направился к лифтам.

Один перед нами открылся, мы вбежали в него, и Элизабет нажала на кнопку. Пока поднимались, я проверил все ли взял с собой — чемодан «Скорой помощи», дефибриллятор, электрокардиограф. Глубоко вздохнул, намереваясь таким образом справиться с волнением, и сказал Элизабет, чтобы немного переключиться.

— А вам идет медсестринский халатик! Возбуждает!

И получил в ответ угрожающе наставленный на меня большой палец.

Двери лифта, скрипнув, разомкнулись, как створки раковины.

— В конец коридора! — скомандовал я.

Открыв дверь с номером 712, я увидел Салливана, распростертого на кровати, и сидящую у его изголовья медсестру. Влажное лицо деда свела болезненная гримаса, правая рука лежала на груди.

— Сейчас мы все выясним, — объявил я и выгрузил оборудование на столик на колесиках.

— А вы кто? — растерянно спросила медсестра.

Я еще не успел и рта раскрыть, как Элизабет заявила:

— Доктор Хэейс, доктор Аддисон!

Я принялся за обычные первичные процедуры: измерил пульс, давление, приготовился снимать кардиограмму.

Элизабет взглянула на датчик и уверенно заявила:

— Вы что, не видите? Это же инфаркт! Срочно в Маунт Синай. [17] Госпиталь в Нью-Йорке.

Мы мигом водрузили Салливана на каталку. Когда мы выехали в коридор, я надел на старика кислородную маску. Медсестра вошла вместе с нами в лифт, что дало возможность Элизабет продолжить импровизацию.

— Аддисон! Надо немедленно ввести внутривенно аспирин!

Двери лифта раздвинулись. На четвертой скорости мы миновали пустой холл и оказались возле санитарной машины.

Самое трудное позади!

Мы поместили Салливана в фургон, и я прекрасно видел, как он веселится под маской. Он даже ткнул мизинцем в мою сторону, и я словно бы услышал его голос:

«Славно сработано, малыш!»

Я тоже улыбнулся и повернул голову назад. А там…

Я получил удар дубинкой от охранника, согнулся пополам, не в силах вздохнуть. Второй удар свалил меня наземь.

Чувствуя, что упал в самую грязищу, я открыл глаза и увидел нашу машину «Скорой помощи», но в глазах у меня все расплывалось. Очевидно, значок Главной массачусетской больницы в Бостоне насторожил охранника, и он, как сумел, постарался остановить меня. Потом я услышал голос Двуликого, медбрата с лицом, пострадавшим от ожогов, он предупредил: