Андрей Скубиц - Легко

По-прежнему разговаривает с ним, хотя это и не приносит желаемых результатов; сначала он говорит громко, чтобы перекричать ребенка, потом тише. Да, говорит еще тише. Слегка его покачивает на коленках, чуть-чуть туда, чуть-чуть сюда, туда-сюда. Давай, миленький, давай, давай, успокойся.

Кажется, что движения ребенка становятся более осмысленными. Он не молотит по воздуху так бестолково, но понемногу поворачивается, поворачивается в сторону господина подсекретаря. Уже не молотит руками, а пытается потянуться к нему. Определенно, тянется в сторону подсекретаря. Как будто ищет его. Господин подсекретарь смотрит на него неуверенно. По-прежнему что-то приговаривает, только кажется, что в его убаюкивании возникают паузы, когда в медленной, монотонной мелодии пропадают целые куски фраз, как будто они исчезают и некоторое время текут под землей, прежде чем вернуться обратно на поверхность.

Что, он ему споет колыбельную? Ха, может быть, и споет. Вспомнит что-нибудь в этом духе.

Это тоже тянется какое-то время.

•Не бойся, с тобой ничего не может случиться. Сейчас ты в безопасности. Чш-ш-ш… ты у дяди, он с тобой, не бойся.

•Давай, давай, вырастешь большим, будешь заботиться о мамочке, когда вырастешь. Если мы ее найдем, мы будем о ней заботиться. Так? — А мы ее найдем, у нас ведь есть полиция. Да, есть, есть. Мы ее найдем. Да, все будете в тепле и уюте.

•Да, всё-всё, что нужно для тебя, мы сделаем. Не бойся, всё-всё мы сделаем. Дядя всё сделает. Потому что дядя это умеет. — Всё, всё сделаем, никто тебя не будет обижать. Никто, никто. — И меня тоже нет. Мы всё сделаем. Всё сделаем, что никто нас не будет обижать, ни тебя, ни меня.

•Да, хороша твоя мамочка, знаю, что она хорошая. Не так ли, все мамы хорошие. — Но знаешь, папы тоже хорошие. Ты еще этого не знаешь, так? — Я не твой папа, нет, нет, но как будто это я. Я позабочусь о тебе, позабочусь. — Да, да, ты что, не помнишь, кто я? Я тебя спас от злого дяди. Ты на меня смотрел тогда внизу, из своего одеяльца.

•Только перестань хвататься за меня! Не надо толкать меня головой. Там у меня ничего для тебя нет.

•Но я умею все, что нужно. Даже пеленки поменяю, с грехом пополам, если ты обкакался, так? Да, поменяем, поменяем. Я видел, ну, одним глазком, как мама это делает. Значит, научимся? — А может, ты мне покажешь? Пеленки-то у машины, да. Попку переоденем. Да, да. Да?

•Дядя все умеет.

Господин подсекретарь постепенно замолкает, продолжая время от времени покачивать ребенка. Хоть и не особенно успешно, судя по его реакции. Глаза подсекретаря устремлены перед собой, неподвижный острый взгляд. Сфокусированный. Нужно успокоиться. Отключиться от этого звука, от плача. Ничего тут не сделаешь. Сконцентрироваться, сконцентрироваться.

Кретины.

Среди нас живет многочисленное поколение кретинов, похоже, они такие все.

Ни один не ведет себя нормально, каждый делает, что хочет, что ему взбредет в голову. Что можно ожидать от того, кому хочешь помочь? А я сейчас должен найти решение. Никто ничего больше не понимает, ни один не ведет себя так, как должно. Мир вышел из колеи, что тут поделаешь. А меня оставляют, чтобы я этот мир привел в порядок? Эй, ребята, друзья-товарищи, да пошли вы… невозможно, никаких шансов. За кого вы меня принимаете?

Но в конце концов я остался один. И один я должен этим заниматься. Снова я.

Я принялся решать эти вопросы по-другому. Для этого у меня образование. А они со мной — вот так. Презель бросил меня первым. Нет: все местные жители бросили меня, выгнали. Им-то легко, конечно. Выращивайте и дальше свою кукурузу и репу. Потом Шулич: Шулич меня бросил, по сути, в душе, уже давно. Агата меня бросила, кинула, пуф, фокус, и попросту сбежала. Ау меня своя миссия. Свои полномочия. Свое задание.

А вы кто такие? Криминальная банда, без принципов, без решений. Без истории. Да пошли вы в задницу! На кого я здесь трачу время.

Ничего, ничегошеньки вы не поняли. Я сказал бы: смотри, какой у него облом. Везде. Полный облом. Но это неправда. Я не виноват. Я-то все время знал, как нужно. Только никто не делает так, как нужно.

Послушай, ведь это так ЛЕГКО, разве ты не можешь, наконец, заткнуться? Ведь это так ЛЕГКО, вести себя нормально? Убрать эти крики, все это. Слушай, пожалуйста, ты можешь замолчать?

Слушай, замолчи, а?

Господин подсекретарь смотрит на ребенка. Слегка шумит ветер, кроны сосен покачиваются. К высокому, рассерженному плачу присоединяется необъятный, тихий, но мощный фон. Целый Рог шумит, когда пробуждается ветер; что будет, когда появится листва, весной. Потом шум стихает.

Все это нужно бы привести в порядок. Действительно все нужно бы привести в порядок. Как это я могу нормально себя вести, а другие, значит, не могут? Издеваются? Я тоже, может быть, орал бы. Конечно, орал бы, уселся на землю и орал бы. Только я себе этого позволить не могу. Вы думаете, что мне все ЛЕГКО?

Когда вопросы решаются, их нужно решать. В принципе я кретинам всегда охотнее уступал дорогу, избегал встреч с ними, мне трудно иметь с ними дело, хотя, может быть, это и неправильно. Весь мир пропадет, если я не приму мер, бунты повсюду. Порядок. Только почему я?

Неправильная логика.

Я больше просто не могу.

Почему кто-то положил все бремя этого мира на мои плечи, и я должен потом с этим всем возиться? Это по меньшей мере несправедливо.

Несправедливо ни по отношению ко мне, ни по отношению к миру. Просто не могу. Не могу взять ответственность за все.

Чем больше я его успокаиваю, тем больше он ко мне лезет. Да нет у меня сиськи! Какая сиська, ты что, с ума сошел!

Нужно двигаться.

Господин подсекретарь встает.

И пусть никто не думает, что это ЛЕГКО.

Господин подсекретарь встает. Держит ребенка очень нежно, хотя тот по-прежнему сучит ручками во все стороны. Стоит и смотрит на него. Потом, размышляя, осматривается. Смотрит на дорогу. Она круто уходит вниз, кажется опасной, хотя, может, так только кажется, потому что земля в лесу мягкая, ломкая, на иглах можно легко поскользнуться, для опоры только скалы да тут и там наполовину высохшие молодые сосенки.

Господин подсекретарь крайне осторожно отправляется в путь. Это неприятно, на левую ногу он опирается с трудом, подскакивая, правая нога подгибается и волочится. С усилием.

Одной рукой держит младенца, другой хватается в темноте в поисках временной опоры. С правой стороны светлеет. Свет поднимается, по-прежнему очень неверный. Кажется, лунный свет исчезает, луна скоро зайдет, подсекретарю кажется, что все эти переходы тянутся невозможно долго. Хотя и не так уж долго. Нужно спуститься на несколько шагов. Потом дорога снова поворачивает наверх. С сомнением смотрит вверх, затем некоторое время — туда, откуда пришел.