Никола Юн - Всё на свете (ЛП)

Мне приходится думать о надежде, которая у меня была. О том, как я дурила себя, думая, что я — чудо. О том, что мир, частью которого я так сильно хотела быть, не хотел моего возвращения.

Я должна отпустить Олли. Я выучила урок. Любовь может убить, а я лучше буду живой, чем жить где-то там.

Как-то я сказала Олли, что знала свое сердце лучше, чем что-либо другое, и это все еще правда. Я знаю места в своем сердце, но названия изменились.

Рецензия от Мадлен

«НЕЗНАКОМЕЦ» АЛЬБЕРТ КАМЮ

«В ОЖИДАНИИ ГОГО» СЭМЮЭЛЬ БЕККЕТ

«ТОШНОТА» ЖАН-ПОЛЬ САРТР

Внимание, спойлер: Все это ничего.

С каждым днем я становлюсь сильнее. Ничего не болит, кроме сердца, но я стараюсь не следовать ему. Занавески закрыты. Я читаю книги — жизненные или нигилистические. Я не терплю книг, которые ссылаются на то, что жизнь имеет смысл. Я не терплю счастливые развязки.

Я не думаю об Олли. Он посылает мне сообщения, которые я удаляю, не прочитав.

Через две недели я достаточно сильна, чтобы возобновить некоторые занятия. Еще через две недели я возобновляю все занятия.

Я не думаю об Олли. Удаляю еще больше его сообщений.

Мама все еще пытается восстановить меня. Она ходит вокруг да около. И беспокоится, суетится, распоряжается. Теперь, когда я сильнее, она вовлекает меня в наши вечера мама-дочка. Ей, как и Олли, хочется, чтобы наши жизни стали, как прежде. Мне не нравятся наши совместные вечера — мне вообще ничего не нравится, — но я делаю это ради нее. Она потеряла больше веса. Я тревожусь и не знаю, как это исправить, поэтому играю в Фонетический Скрэббл, Почетную Угадайку, смотрю фильмы и притворяюсь.

Олли перестает писать.

— Я попросила Карлу вернуться, — говорит она однажды после ужина.

— Я думала, ты ей больше не доверяешь.

— Но я доверяю тебе. Ты научилась на собственных ошибках. Кое-что ты просто должна испытать сама.

На следующий день появляется Карла. Ее суета даже более суетная , чем обычно, и она притворяется, что времени прошло совсем ничего.

Она сразу сгребает меня в объятия.

— Извини, — говорит она. — Это все моя вина.

Я крепко прижимаюсь к ней, не желая разваливаться на части. Если заплачу, то все будет взаправду. Мне правда придется жить этой жизнью. Я правда никогда больше не увижу Олли.

Я стараюсь держаться, но не могу. Она — мягкая подушка, в которую можно выплакаться. Как только начинаю плакать, не могу целый час остановиться. Карла вся промокла, а слез у меня не осталось. Разве слезы могут закончиться? задаюсь вопросом я.

И сама же отвечаю себе, плача еще больше.

— Как твоя мама? — спрашивает она, когда я наконец успокаиваюсь.

— Она не ненавидит меня.

— Мамы не знают, как ненавидеть своих детей. Они слишком сильно их любят.

— Но она должна. Я ужасная дочь. Я натворила ужасных дел.

Снова появляются слезы, но Карла вытирает их.

— А твой Олли?

Я качаю головой. Я бы все рассказала Карле, но не это. Мое сердце слишком раздавлено, и мне хочется сохранить боль, как воспоминание. Мне не хочется для него солнечного света. Мне не хочется, чтобы оно излечилось. Потому что если это произойдет, то я испытаю соблазн снова им воспользоваться.

Мы погружаемся в обычную рутину. Каждый день похож на предыдущий и ненамного отличается от последующего. А роза упала на лапу Азора . Я работаю над моделью библиотеки, лестница которой похожа на лестницу Эшера и уходит в никуда. Снаружи доносится грохот, а потом гудок. В этот раз я сразу понимаю, что это.

Сначала я отказываюсь подходить к окну. Но Карла идет и рассказывает, что видит. Это грузовик для перевозки мебели фирмы "Two Brothers Moving". Братья выбираются из грузовика и разгружают контейнера, пустые коробки и упаковочную ленту. Они говорят с мамой Олли. Кара и Олли стоят рядом. Папы не видно, говорит она.

Любопытство берет верх, и я у окна, выглядываю из-за занавески. Карла права. Отца Олли нигде нет. Олли, Кара и их мама суетятся. Они вбегают и выбегают из дома, выставляя упакованные коробки и вздувшиеся мусорные пакеты на крыльцо, чтобы рабочие загрузили их в грузовик. Никто не говорит. Даже отсюда я могу сказать, что его мама нервничает. Каждые несколько минут Олли останавливается и обнимает ее. Она прижимается к нему, и он похлопывает ее по спине. Кара не присоединяется к ним. Теперь она курит в открытую, стряхивая пепел с сигареты прямо на крыльцо.

Я стараюсь не концентрироваться только на Олли, но это невозможно. Моему сердцу наплевать, что думает мозг. Я точно вижу, что он чувствует мой взгляд на себе. Он перестает что-то делать и поворачивается. Наши взгляды встречаются. Все не так, как в первый раз. В первый раз дело было в перспективе. Даже тогда какая-то часть меня знала, что я влюблюсь в него.

В этот раз все дело в определенности. Я уже знаю, что люблю его, и знаю, что не перестану любить.

Он поднимает руку, чтобы помахать. Я отпускаю занавеску, отворачиваюсь и прижимаюсь спиной к стене, тяжело дыша.

Как бы мне хотелось стереть последние несколько месяцев, когда я знала его. Я бы осталась в своей комнате. Услышала бы гудок грузовика у соседней двери и осталась бы на своем белом диване в своей белой комнате, читая новенькую книгу. Я бы помнила свое прошлое, а затем запомнила бы никогда не повторять его.

Расписание ЕГО папы:

9:00 — Уходит на работу

20:30 — Поднимается, пошатываясь, на крыльцо и входит в дом. Уже пьян?

21:00 — Снова появляется на крыльце, в руке напиток.

22:15 — Засыпает на синем стуле.

Чуть позже: Входит, пошатываясь, в дом.

Расписание ЕГО мамы:

Неизвестно.

Расписание Кары:

Неизвестно.

Расписание Олли:

Неизвестно.

Месяц спустя, как раз после Рождества, уезжает и его папа. Я в окно наблюдаю, как он несет в грузовик несколько коробок. Надеюсь несмотря ни на что, что он не поедет туда, где Олли, Кара и их мама.

Несколько дней подряд я смотрю на их дом, задаваясь вопросом, как он может до сих пор выглядеть таким же — цельным и похожим на дом, — когда нет никого, кто сделал бы его домом.

Проходит еще пара дней прежде, чем я наконец читаю письма, которые отправил мне Олли. Они до сих пор в корзине, где я и ожидала их увидеть.