Алекс Тарн - В поисках утраченного героя

Плохо дело. Я нашла в себе силы рассмеяться.

— Тот свет. Нет, шучу — пока еще этот. Я бы даже определила его как ближний. Ну что ты так на меня уставился, Боря? Фары. Передаю по буквам: эф, а…

— Фары… — растерянно повторил он и встал. — Ах да, в машине…

— Ну слава Богу! Что ты стоишь? Иди выключай…

Он кивнул и направился к двери. Так. Теперь быстро. Я метнулась на кухню. Сумка. Блокноты. Что еще? Пальто на вешалке, но это потом. Свитер? — Свитер в спальне. Сбегать, не сбегать?.. Хлопнула входная дверь — Борис вернулся. Звякнули брошенные на журнальный столик ключи.

— Сварить макароны? — крикнула я.

— Я все знаю, — глухо ответил он.

— Глупости, милый. Нет таких людей, которые знали бы все. Так варить или нет?

— Я все о тебе знаю.

Я задвинула сумку под стул и вышла в гостиную. Борис снова прилежным школьником сидел на диване… хотя нет — каким школьником? Он скорее походил на обманутого мужа, только что узнавшего об измене любимой жены. Мне стало смешно.

— Ну что ты такого знаешь, глупый? Слушай, не пугай меня, ладно? Сидишь тут, молчишь, черный и грозный, прямо как Отелло из одноименной трагедии. Надеюсь, ты не собираешься меня душить? Я, кстати, на ночь не молилась. И на день тоже…

— Перестань, прошу тебя… — тихо сказал он. — Господи, я даже не знаю, как теперь… Зачем ты мне лгала?

— Я не лгала. Все было по правде.

— А имя? Тебя зовут не Лена Малевич. Ты…

— Стоп, — остановила его я. — Не произноси этого. Я не хочу быть тем именем. Я — Лена Малевич, корректор. Что тебя не устраивает в этом варианте? Зачем тебе нужно было наводить эти дурацкие справки, выведывать, шпионить…

— Я не шпионил! — закричал он. — Но что я могу поделать, если твои портреты расклеены по всему университету? Тебя ищут, понимаешь?! А там, под портретом, написано, кто ты, откуда сбежала и куда следует сообщить в случае… в случае… — вот, полюбуйся…

Он бросил на столик сложенный вчетверо бумажный листок. Я не стала его разворачивать. Зачем? Мне и так было известно все, что там написано.

— Хорошо, — сказала я. — Теперь ты знаешь. И что дальше? Ты уже сообщил или пока только собираешься?

Боря вскочил и потряс кулаком. Я причиняла ему боль.

— Не смей! Не смей!.. — он задохнулся, сделал несколько быстрых шагов и остановился передо мной. — Леночка… или не Леночка… или Леночка… неважно, кто! Мне наплевать, как тебя зовут, выбери любое имя. Ты мне подходишь любая, слышишь? Любая! Но ты больна, тебе нужно лечиться, они ведь не зря о тебе беспокоятся. Я обещаю: мы пройдем через это вместе. Я люблю тебя. Я все сделаю… я…

Он схватил мои руки в свои и стал целовать их. Как в старых смешных текстах.

— Боря, не надо… — я высвободила одну руку и погладила его по волосам. — Не надо, милый. Ты не понимаешь. Я честно пыталась тебе объяснить, но ты отказываешься понимать. Мы существуем только в тексте — и ты, и я, и наши отношения. Нас нету вне текста. Ты же сам недавно говорил: мы исчезнем, как только будет поставлена последняя точка. Или буква. Или просто — в середине какого-нибудь слова. Это жизнь. Так уж оно заведено…

— Нет, нет, — он отчаянно замотал головой. — Ты больна. Это не ты говоришь, а твоя болезнь. На деле все обстоит совершенно иначе, поверь мне. Жизнь существует вне твоих текстов. Вне! Она никак не зависит от них! Никак! Разве садовник Питуси — текст? Или Беспалый Бенда? Да они отродясь не читали ничего кроме рекламных объявлений. А ведь живут, живут…

Я вздохнула и украдкой посмотрела на часы. Следовало торопиться.

— Это иллюзия, Боря. Глупая иллюзия. Питуси и Бенда живы лишь в тексте. Сам посуди: без твоей повести никто и понятия не имел бы об их существовании. Есть только то, о чем знаешь. Знаешь же только то, что запечатлено в тексте. Очень просто.

Борис начал было возражать, но я закрыла ему рот ладонью.

— Подожди, милый. Мне что-то холодно. Принеси из спальни мой свитер. Пожалуйста.

Он послушно кивнул и стал подниматься по лестнице. Я схватила со столика ключи от машины. Теперь быстро. Кухня. Сумка. Пальто. Если аккумулятор сел, то получится неудобно. Нет, лансер завелся сразу же. Я вырулила со стоянки. Машина рванула по сонной полуденной улице. В кабине можно было поджариться. С ночи обещали хамсин, но по-настоящему он разворачивался только сейчас. Получается, что зря я вызволяла свое драгоценное пальто. Вообще, если разобраться, многое в этом тексте сделано зря. А может, и нет: часто какая-нибудь деталь кажется лишней, хотя по сути это не так. У ассоциаций замысловатые траектории.

Дети еще не вернулись из школы, так что тротуары пустовали. Как, впрочем, и дворы. Поселение словно вымерло. Нету населения в данном поселении. Ха-ха… Даже сплетник-перехватчик Беспалый Бенда не стоял на своем обычном посту. У продуктовой лавки я притормозила.

— Снова пекло, а? — сказала девушка-продавщица, протягивая мне пачку сигарет «Ноблесс» и зажигалку. — Ну и зима, правда? А вы с Борисом давно знакомы?

Я и не подумала реагировать ни на один из ее дурацких вопросов. Нельзя позволять постороннему мусору отвлекать тебя на финишной прямой. Теперь я знала об Арье Йосефе почти все, что требовалось для того, чтобы закончить текст. Теперь мне ничего не стоило запросто смоделировать Арье Йосефа — во всех его мыслях, сомнениях и поисках. Ладно, ладно — не во всех. Но в самых главных — точно. Я могла буквально стать Арье Йосефом и его шагами пройти по тому же маршруту. Хотя пистолет, в отличие от «Ноблесс», в лавке не продавался. Ничего, попробуем обойтись и так.

Гинот Керен выглядел еще безлюднее Эйяля — маленький поселок пока не дорос ни до школы, ни до магазина. Дома стояли набычившись, замкнувшись, из последних сил удерживая зимнюю прохладу, утекающую меж камней, как вода меж пальцев. Зато беззащитные улицы вовсю коробились от зноя. У этой земли человеческий характер, климат ее настроения столь же изменчив и непредсказуем: от сонного анабиоза промозглых холодов — до сумасшедшего пульса удушающих хамсинов. Две крайности, два отчаяния; и наша жизнь с нашими чаяниями, вечным маятником болтающаяся посередине.

Вот и детская площадка. Горка, турник, песочница без песка. Может, и не было его здесь никогда, а может, растащили по ремонтному делу. И правильно сделали — все равно он тут никому не потребен кроме разве что кошек… Стоп. Хватит. Нашла, о чем думать. Глуши мотор. Вот так. Теперь выходи. А пальто? Оставь пальто, дура, — зачем тебе пальто в такую жару? А на потом? Какое «потом»? Не будет никакого «потом». Вспомни, что ты говорила Боре — сама говорила, никто за язык не тянул: кончится текст, кончимся и мы. А уж пальто и подавно. А машина? Что делать с машиной?.. Слушай, кончай, а? Нельзя позволять постороннему мусору… — и далее по тексту. Выходи.