Улья Нова - У нас будет ребёнок! (сборник)

– А где ты спишь? – собрался я с мыслями. Надо что-то делать. Иначе она вырубится прямо сейчас. Еще секунда, и ее не будет рядом.

– Пока на полу, – открыла она глаза. – Хотя сейчас еще довольно холодно.

– Холодно, не то слово.

– Мы не успели собрать мебель из «ИКЕИ», – странно она говорила о себе «мы», будто еще жила с мужем и представляла здесь их совместные интересы. – Видел, коробки свалены в прихожей и общем коридоре?

– Если хочешь, – предложил я больше себе, чем ей, – могу собрать тебе кровать.

– А ты справишься? – с недоверием посмотрела она.

– Еще бы, – ухмыльнулся я. – Мебель собрать – не проблема. Тем более если есть инструкция и шестигранный икеевский ключ.

Не знаю, какая муха меня укусила, но я распаковал склеенные скотчем коробки и разложил на полу части, словно это детали гигантского конструктора Лего, кровати. Привинтил к передней спинке боковины, стал укреплять лаги. И только тут до меня дошло, что кровать слишком маленькая, слишком короткая, что это детская кроватка с балдахином и высокими резными ажурными спинками.

– Ты что – ждешь ребенка? – повернулся я к почти засыпающей Лизе.

– Да, уже семь недель нам, – промурлыкала она сквозь сон, – собиралась сказать мужу, но не было возможности.

– Вот это поворот, – присвистнул я, затягивая гайку, – и что же теперь делать?

– Ты можешь делать что угодно, а мне нужно срочно немного поспать, – Лиза не выдержала и полностью сползла по стенке на пол. Уперев затылок в стену, она накрывала ноги кончиком пальто. – Не знаю, как ты, а я очень устала.

И тут я не выдержал и лег на пол рядом с ней, обнимая сначала за плечи, потом нежно за живот. Вдыхая аромат копны пышных волос.

– Тебе опасно здесь так лежать, дуреха, – шепнул я, – ты замерзнешь.

Но она уже не реагировала на мои слова. После двух суток без сна по ресторанам контролировать силы нелегко.

Я снял с себя куртку и накрыл ее. Принес еще каких-то вещей из гардероба и снова накрыл ее. Сам сел рядом, прижавшись к стене. Будильник, круглые часы на полу тикали, отсчитывая время, и я тоже отсчитывал время, как привык делать это в карауле. Сначала до ста, потом до тысячи, стараясь ничего не принимать близко к сердцу, ни одно воспоминание, ни одну мысль или догадку, стараясь просто смотреть вперед – на застилаемые пургой подступы к городу. Вьюга не только заметала наши следы, но лепилась к стеклу мелкой алмазной крошкой. Теперь дом Лизы напоминал сторожевую башню, с которой нужно смотреть в оба, чтобы не пропустить противника. А когда враг вдруг вынырнет из белой пелены и мрака за ней и, разбив стекло, ворвется в дом, вступить с ним в схватку.

Пусть я недостаточно тонок, зато достаточно ловок. К тому же, раз у девушки теперь нет мужа, может, я на что-то сгожусь, – так я примерно рассуждал, принявшись снова за мебель. Тем более что главный сейчас для Лизы враг затаился внутри меня самого. А заниматься сборкой – увлекательное дело. Дело, которое отвлекает от самокопания и самобичевания.

Странно, но работа взбадривала. Я вдруг почувствовал себя хорошо – потому что дом не достроен. Здесь еще ничего нет. Голые полы, голые доски паркета. А значит, я могу здесь поселиться, могу все обустроить по своему желанию. Могу вбить гвоздь под нужным углом, там, где захочу, и повесить на стену собственную картину мира.

Так у меня появились цель и надежда хоть в чем-то быть первым. А мне почему-то очень нужно было что-то здесь захватить и стать первым. Ковыряясь в купленной мебели, ища необходимые саморезы и шурупы, я нашел в углу баул с ее свадебным платьем. Вначале я принял его за балдахин и уже собирался натянуть над детской кроваткой. Но потом разобрался что к чему.

Под коробами с кухонным гарнитуром я обнаружил коробки с кроватью взрослой. Метр шестьдесят шириной, с высокими бортиками, кровать вскоре заняла полкомнаты. Подняв Лизу с пола, я как можно нежнее, стараясь поддерживать локтем голову, перенес ее на семейное ложе. Перекинул тело через высокую спинку, словно через редуты, вспомнив, как однажды, в каком-то бою, гренадеры закидывали в глубь стройных рядов противника самых больших однополчан, сметая построения неприятеля всмятку.

От моих манипуляций Лиза проснулась, открыла сонные глаза. Поняв, что она уже в кровати, завела руки за спину, расстегнула молнию, стянула через голову платье. Раздевшись до трусов, свернулась калачиком, захватила аккурат половину пространства, будто освобождая место для меня. Или это была ее привычка спать с мужем, и она не отдавала себе отчет в своих действиях? До конца не проснувшись, не понимала, где она сейчас находится и кто рядом с ней? А может, ей нестерпимо хотелось отомстить мужу за измену?

Но воспользоваться измученной женщиной было бы подло. Я и так бесчестным путем пробрался в ее квартиру, встретив ее в высший момент раскаяния и самоуничижения… Поймал, как ловят сектанты разочаровавшегося человека, в миг, когда она осознала, что она неудачница, что она никому не нужна, что она брошена, осмеяна и поругана, что ее чувства преданы, а ее надежды рухнули, что ее война и ее жизнь проиграны, а честь потеряна.

И теперь ей не хочется любить себя и жить с собой. А хочется любой ценой исправиться, вернуть все на круги своя, пусть с первым попавшимся под руку мужчиной…

Ну все, хватит мечтать и фантазировать. Нужно оставаться реалистом и занять свое истинное место мужчины на день, а не ночь – с удвоенной силой и рвением принялся я собирать кухню: подвесные шкафчики и тумбы, стол и кухонный уголок.

К утру все было закончено. Все, что можно было собрать, собрано. Осталось только просверлить дыры в стене и подвесить кухонные шкафы и полки.

– Ну, вот и все, теперь порядок, – присел я на кровать, заметив, что Лиза открыла глаза. Она смотрела на меня сначала удивленно, будто припоминая, а затем, вспомнив все, отрешенно-равнодушно.

– Мне все равно, – просверлив во мне две дыры, она резко отвернулась.

– Зато мне моя работа по душе.

Лиза промолчала, поднялась с кровати и зевнула, даже не взглянув на результат моих трудов. Наверное, ее оскорбило мое невнимание, и чтобы подразнить меня в ответ, она сначала подошла на свет к окну, а потом, дав мне разглядеть свое обнаженное стройное тело, прошлепала липкими ступнями в ванную, как есть в одним трусах. Белая ее кожа покрылась мурашками.

Затем она, не закрывая дверь, села на унитаз, видимо, попыталась взглянуть в зеркало и не узнала своего лица. С моего места на кровати хорошо просматривалась эта часть санузла.

– Как это страшно, – сказала она из ванной. – Я не узнаю своего лица. Это чудовищное ощущение.

Признаться, меня не тронули эти ее слова. После того, что я услышал накануне, я уже стал сомневаться в ее адекватности.