Кока Феникс - Люсипаф

— Европа! — понюхала свои, уже пахнущие лимончиком ладошки Люси, и пошла бродить по квартире.

Шаг за шагом она успокаивалась и возвращалась из своего мрачного прошлого, накинувшегося вдруг на нее с этими миногами, сюда — в европейское свое будущее. А что будущее ее еще лучше будет — это уж Люси чувствовала.

— Что ж, дочищу эту хадость, пойду, — окончательно образумилась она. Влад придет, а у меня уже все в шляпе!

И Люси опять засела за миног.

Фефелу рвало. Комната была уже вся заблевана, и он начал пробираться в коридор. Здесь его сразу же вырвало одной желчью и сдавливало, и сдавливало живот. Спазмы подходили ко рту, Сжимали горло.

— Уже блевать нечем. Ох! — побежал он в ванную. — Под воду, холодную воду! — дошло до него.

Навстречу из темноты выскочил папаша Ферсит. Обычно Ферсит сидел в своей спальне, которую он называл Броненосец Потемкин, и пил. Света в этой спальне не было, окно Ферсит уже давно заложил кирпичом и забаррикадировал пустыми пузырями, лампочки подавил. Сидел там день и ночь и пил. Но тут он услышал шум и выскочил в коридор.

— Ты что, Славик? — озабоченно спросил Ферсит.

— Иди ты на хуй! — закричал на него Фефела.

— Ты, еб твою мать! — резко повернул на 180 градусов Ферсит и, строя трехэтажные матюги, полез снова в недра Броненосца.

Но Фефела его и не слушал. Он повернул кран, и сунул голову под струю.

— Проклятый Пафнутий. Всех этих коновалов в газовые камеры.

Дело в том, что утром Фефеле неспалось, и он решил прогуляться. Шаг, другой и не заметил он, как оказался на Васильевском.

— Ну, тут уж и податься некуда! — рассердился Фефела и сразу же вспомнил, что как раз на Васильевском-то и квартирует Пафнутий с этой новой Люси.

«А ну!» — подбодрил себя Фефела и двинулся к дому, стоявшему, как пуп земли Русской, в середине острова.

Запыхался, поднявшись, отдышался, перевел дух и деликатно постучал.

Тишина.

«Ну, — подумал Фефела, — тем лучше». Хотел уже постучать другой раз, но в этот момент дверь распахнулась, и на пороге нарисовалась Люси.

— А Влада нет, — моментально оценив ситуацию, качнула она головой. Проходи!

Фефела, сам еще не зная зачем, зашел.

— Он скоро придет, — сверкнула глазами Люси, прошмыгнула в спальню и юркнула под одеяло. — Проходи, садись! — и она повелительно похлопала по краю своей кровати. — У Влада все равно ключа нет. Он стучаться будет.

Фефела присел.

— Вот ты, Слава, все астрология, астрология, — начала Люси. — А ты знаешь, что я хиромантию…

— Нет, не знаю, — поспешил перебить ее Фефела.

Он и так-то не знал, зачем здесь сидит, а тут еще эта околесица. «Приехала, сам черт не найдет откуда, запрыгнула Владику на холку, вцепилась и сосет нашу Петербургскую кровушку», — думал Фефела.

А Люси шла напролом:

— Не знаешь… Вот, дай-ка мне руку. Тут посмотришь и в сто раз точнее всяких звезд увидишь. Давай-давай, — и она ухватила Фефелу за руку.

«Теплая. Баба, — почувствовал Фефела. — Сейчас завалит к себе в постельку, и Владик как раз придет. Зачем мне не спалось утром?!»

В дверь постучали. Люси дернулась и нехотя отложила руку Фефелы.

— Иди открой, Слава, — будто через силу и в то же время властно проговорила она.

«Черт! — прошептала про себя Люси, и вонзила длинные ногти в ладошку. Ну, тогда мы тебя под захохулину!»

Пафнутий вбежал, сразу начал его кружить, тискать, и Фефела сам не заметил, как оказался на стуле. А дальше все шло как по маслу. У Фефелы, конечно, была найдена восьмилетняя порча со всеми вытекающими отсюда последствиями.

И вот, наконец, рвота кончилась и облегченный, бледный еще, но уже светлеющий Фефела, утираясь полотенцем, напевал:

— Von Wasser haben wir's gelehrnt,

Von Wasser

В дверь постучали.

Фефела на цыпочках подбежал к засову и закричал на всякий пожарный не своим голосом:

— Кто?

— Это я! — ответил Зигфрид.

— А, Дима, проходи! Проходи, Sieg heil! — улыбался Фефела.

— Sieg heil! Я штудировать, — смело начал Зигфрид.

— Хорошо, хорошо! Давай, вот сюда! — и Фефела распахнул дверь в свою залитую солнцем комнату.

Пафнутий пришел домой черный.

— Ты шо, Влад? — вышла ему навстречу с тазом Люси.

В тазу скользили очищенные змеи.

— Вставили мне! — сердито ответил Пафнутий, не обращая внимания на лихо исполненную работу.

— Шо вставили, куда? — буквально поняла его слова Люси, и заглянула осторожно Пафнутию за спину.

— Пистон! — еще злее крякнул Пафнутий, и, плюхнувшись в кресло, уставился в окно.

Люси прямо с тазом присела на кружащийся пианический стульчик и завыла себе под нос что-то невероятно грустное. Пафнутий постукивал ей в такт по спинке кресла, а потом, будто опомнившись, грохнул своим шахтерским кулаком и закричал:

— Да перестань ты выть!

От неожиданности Люси вздрогнула, тазик вырвался из ее разбухших рук, и змеи заструились по лакированному паркету. Пятьдесят две роскошных сочащихся змеи.

Пафнутий, глядя на эту картину, начал судорожно накладывать на себя кресты, а Люси, задыхаясь от обиды, вскочила и хотела было бежать, но подскользнулась на первой же змеюке и упала. Да в шевелящийся миножий клубок, где начала сама извиваться, пытаясь подняться, и тем самым оживляя всю эту вражью кучу.

— Да ты, Люси, минога! — закричал Пафнутий.

— Никакая я не миноха! — фыркала зло Люси, пробуя встать. — Лучше б руку подал, помох бы!

Пафнутий привстал в кресле и подал Люси руку. Она поднялась, отступила на шаг от змеиного клубка, и дружелюбно спросила:

— А за шо тебе вставили-то его?! — она забыла, что вставили там Пафнутию.

— Да в том-то и дело, что ни за что! — чуть не плача закричал Пафнутий. — Видите ли я еще не въезжаю в технологию очистки…

— Так ведь ты же не чистил! — закричала Люси, чувствуя боль в руках и уходящую из-под ног почву.

— Да это не так важно! — лихо отрезал Пафнутий. — Короче, все это — в унитаз! Не имею ранга!

— Какого ранха! В какой унитаз, Влад, ты шо?! Я же своими фортепианными пальцами всю эту хадость от А до Я, а теперь в унитаз. Ну нет! — свирипела Люси. — Раз так, я буду их есть. Жарить, парить, солить, консервировать, закопчу пару! В унитаз! Ты сколько денех, Влад…

И тут Люси осеклась. Пафнутий, сидя в кресле и вскинув руки вверх, повернулся к окну и молился.

Люси со слезами на глазах собрала змеюк в тазик, высыпала их в унитаз и надавила черный шарик рычажка. Вода с удовольствием вырвалась из бачка и понесла рыб обратно в их родную стихию — вертеть жабрами и качать плавниками. Отпустив последнюю миножку, Люси села на очко и заплакала, обхватив свою остроконечную голову.

Лопоухий выгрузился из метро и расслабился. Погода вокруг курилась весенним ароматом пирожков и семечек. Улыбаясь ветру и зданиям, он вступил на пихтовую аллею, собираясь проделать свой обычный путь исцеления. Когда ему бывало нехорошо, Лопоухий шел одним и тем же, найденным еще в юности маршрутом и пока проходил его, оглядывая вдоль и поперек изученные реалии, пока следовал не спеша, как господин, обходящий свои владения, скорбь его улегалась, он оживал и набирался сил.