Кока Феникс - Люсипаф

Так и сейчас. Этот визит к целителям с поисками восьмилетней порчи вывел его из состояния равновесия, и Лопоухий заспешил сюда.

«А вдруг порча?» — плескало ему в уши.

«Да какая порча! Да откуда ей быть?» — смело выталкивал ее из ушей Лопоухий.

И так весь день.

«А вдруг порча?» — «Да откуда ей быть?!»

Ни есть, ни спать, даже ни одной мысли, кроме этих «А вдруг — да откуда?!» — ни одного звука!

И вот он извелся до того, что появился сейчас в начале пихтовой аллейки. Только он на нее ступил, как в ноздри ударил свежий запах рыбы. Лопоухий оглянулся, уверенный, что где-нибудь рядом из ящиков ее и продают, но ничего не увидел. Зато к своему изумлению заметил движущегося ему навстречу Маргинального Морга.

Маргинальный Морг был одет в глухозастегнутый зеленый китель, и ударял в асфальтовые проталины подковками дюжих кирзовых сапог.

— Здравствуй, Фока! — протянул могучую ладонь Маргинальный Морг.

— Здравствуй, Юра! — протянул свою ладошку Лопоухий, и она мягко исчезла в Маргинальной лапе.

Маргинальный Морг выразил желание прогуляться еще раз по аллейке, хотя он и прошел ее, как оказалось, раз уже пять оттуда и наоборот.

Пошли молча. Маргинальный Морг любил помолчать. Он считал или, по крайней мере, рассказывал Лопоухому уже как-то, что при молчании какие-то субстанции как раз не молчат, а общаются, перетекая от одного молчащего к другому, и, таким образом, умолкают, а молчащие, мол, в связи с их молчанием и перетеканием, наоборот, общаются!

«Сам черт ногу сломит!» — подумал тогда Лопоухий, а сейчас беззаботно вертел головой и оглядывался вокруг, делая ревизию своим баранам.

А Маргинальный Морг скосил на него глаза и начал:

— От онанизма, как и от алкоголя, тяжелое похмелье всегда.

— Не понял, — заинтересовался Лопоухий. — Как это?

— Ну, как похмелье, — продолжал тему Маргинальный Морг. — Все время хочется и хочется.

— Ах, это! — разочарованно константировал Лопоухий. — Так и с женщиной так же.

— Нет, вот до изнеможения, — не унимался Маргинальный Морг. — Уже до самого конца пока не дойдешь — не успокоишься.

Лопоухий еще раз внимательно взглянул на него: «Нет ли тут чего?»

— Я, вот, читал об этом много, — повисла фраза Маргинального Морга.

«Да, рассказывай, практик. Лет пять тебя знаю, ни разу с женщиной не видел. В твои годы только об этом и читать!» — улыбался Лопоухий.

Они проходили мимо киоска, где продавались желтые связки бананов.

— А бананы ты, Фока, ешь? — начал, казалось, новую тему Маргинальный Морг, закружившись вокруг киоска.

— Не-а, я их объелся. Вот, Слава ест, — безучастно сообщил Лопоухий.

— А зря, — не унимался Маргинальный Морг.

Он стал уже было в очередь, потом вышел из очереди, опять вернулся, а потом, будто окончательно в чем-то разочаровавшись, решительно отошел от киоска, и они пошли дальше по аллейке.

— В бананах, вот и в фигах, — продолжал возбужденно Маргинальный Морг, — есть такое вещество, вещество, от которого третий глаз открывается, вот. Будда сидел под фиговым деревом, ел фиги — у него и открылось…

— Нет, я их не люблю. Они скользкие — бананы, — поклонился между делом кому-то повстречавшемуся Лопоухий.

— Так и я не люблю, — гмыкнул, оглянувшись на киоск Маргинальный Морг. — А вот еще зелеными хорошо мастурбировать.

— Ты тоже, что ли читал, Юра?

— Ну, да.

— И как, с кожурой что ли? — «Подруге надо порекомендовать», — игриво подумалось ему.

— Да нет, очищают и мастурбируют. Женщины, — Маргинальный Морг смотрел на Лопоухого в упор.

— Ну и что?

— Ничего. Нога вот болит. Прямо в коленной чашечке. Идти тяжело.

— Слушай, Юра! — оживился Лопоухий. — Может быть у тебя порча?

— Может быть, — просто согласился Маргинальный Морг.

— Ну и беги ты к Владику. Он тебе раз-два и готово!

— А ты что уже был у него что ли? — в упор спросил Маргинальный Морг.

— Конечно.

— Ну ладно, схожу, — согласился Маргинальный Морг. — Тогда пока!

— Пока! — Лопоухий взмахнул ушами, и они расстались.

Подруга в глиссерованной юбочке кремового цвета вальсировала по своей комнате и напевала:

— Это лимонное дерево так пахнет хорошо!

Только что ей позвонил Лопоухий и сказал, что зайдет.

— Ну, конечно, — завибрировал ее голос. — Конечно!

Она захлопнула книжку. Перевод что-то никак не клеился. Казалось бы чего проще: с французского на латинский. Но автор попался англоязычный и, вероятно… Словом, не шло. И надо же! В этот кризисный момент — Йокочка, какая прелесть!

— Это лимонное дерево так пахнет хорошо!

Это лимонное дерево

так пахнет

хорошо!

За стенкою разорвался снаряд пьяного смеха.

— И быдло веселится! — одернула Подруга юбочку и полезла по ступенькам вверх, где под потолком у нее был устроен будуар. Она взбила перину, разгладила складочки на покрывале, аккуратною стопкой уложила книги на ночном столике и начала спускаться в гостиную.

«Сколько лет я протяну вот так, — думала Подруга. — Сейчас мне уже сорок. Ну, десяток-другой, в лучшем случае, а потом?! Не хочется стареть!..»

Она подхватила котика и засеменила, подгоняемая барабанной дробью к двери. «Вот, воин-то стучит, воин», — радовалась Подруга. — «У-ух!»

— Проходи, Йокочка, проходи. Это мой котик. Не узнаешь? — потираясь о кошачью шерстку, улыбалась Подруга.

— Да я его и не видел никогда, смутно проговорил Лопоухий.

— А это мой котик, — заглядывая в персидскую мордочку, разливала елей Подруга.

— Тапочки. Вот. Сюда-сюда. Ты что забыл?! — Да я же у тебя и не был никогда, Юра, — начиная нервничать, объяснялся Лопоухий. — Как?! — деланно воскликнула Подруга, взмахнула руками — котик вылетел в воздух — и хлопнула в ладоши. — Тогда за встречу!

Она засмеялась, крутанулась вокруг своей оси, так что юбочка зонтиком приоткрылась кверху и, якобы, даже и не якобы, а просто подошла к присевшему было Лопоухому и уронила ему на плечо голову.

«Дело пахнет керосином!» — подумал тот. — «Ярко выраженная индивидуальность».

Лопоухий потерпел, пока Подруга подняла голову, взглянула влажным взглядом в упор, оперлась о его крепкое колено и привстала — тут он заговорил:

— Чем это у тебя, Юра, так пахнет? — оглянулся он для вещественности своего вопроса.

«Мол, где это у тебя, в каком углу здесь протухло?»

Но Подруга, не моргнув глазом, сияя, ответила: — Да это лимонное дерево так пахнет хорошо.

— А где оно? — Лопоухий крутанул ушами. — Ах, Йокочка, это паркет из лимонного дерева, наборный, — она возилась с чаем.

— Хм-м, — смолчал Лопоухий. «Ладно, шут с ним, с Юрой, но ведь действительно болит. Целитель!» — ерзал на стуле Лопоухий и от нечего делать отрывал кусочки кожаной обивки.