Остин Райт - Тони и Сьюзен

— Похожа.

— Без никого. Что думаешь, они там на гулянку пошли в этот трейлер?

— Я не знаю, что думать.

— Чего, страшно, мистер?

— Мне хотелось бы знать, куда мы едем.

— Чего, боишься, мои кореша чего-то мутят?

— Мне хотелось бы знать, где Бэйли.

— Знаешь, мой кореш Рэй — его лучше не злить.

— О чем вы говорите?

— Вот тут, притормози вот тут.

Прямая дорога, по сторонам — лес и глубокие канавы.

— Смотри, тут повернуть надо.

— О чем вы говорите, тут ничего нет.

— Вот тут вот, поворачивай тут.

Грязная дорога без указателя, не дорога даже, а дорожка, направо в лес. Тони Гастингс остановил машину.

— Что происходит? — спросил он.

— Поворачивай сюда, я сказал.

— Идите к черту, я туда не поеду.

— Слушай, мистер. Никто так не ненавидит насилие, как я.

Бородатый мужчина непринужденно развалился на пассажирском сиденье, закинув руку на спинку, и смотрел на Тони.

— Ты хочешь увидеть жену с ребенком?

Дорога — дорожка — скоро превратилась в узкий проселок с травяной бороздкой посередине. Она змеилась лесом среди больших деревьев и валунов, и машина тряслась и дребезжала по камням и колдобинам. Я никогда не был в похожем положении сказал себе Тони, ничего такого скверного никогда и близко не было. У него возникло слабое воспоминание о том, что такое набег больших соседских мальчишек, — воспоминание это он создал для того, чтобы убедиться: сейчас все совсем иначе, ничего подобного за всю его цивилизованную жизнь не случалось.

— Чего вы от нас хотите? — спросил он.

Фары осветили стволы деревьев, прошлись по ним полукругом — машина поворачивала. Мужчина ничего не сказал.

Тони спросил снова:

— Чего вы от нас хотите?

— Черт, мистер. Я не знаю. Рэя спроси.

— Рэя здесь нет.

— Это точно. — Мужчина хохотнул. — Ну, мистер, вот что. Я ни хера не знаю, чего мы хотим. Сказал же — это Рэй решает.

— Это Рэй вам сказал завезти меня на эту дорогу?

Мужчина не ответил.

— Рэй — веселый парень, — сказал он. — Его уважать надо.

— Вы его уважаете? За что?

— За то, что кишка у него не тонка. Надо ему чего сделать — он сделает.

— Знаете что? — сказал Тони. — Я его не уважаю. Я его вот ни на столечко не уважаю. — Он подумал, оценит ли человек с бородой его кишку после этих слов.

— Не волнуйся. Он от тебя этого и не хочет.

— И правильно делает.

Он увидел в листве лису с цветными ювелирными глазами — попавшись на секунду в поток света, она повернулась и исчезла.

— Вряд ли тебе надо волноваться за жену с ребенком.

— О чем вы говорите? — Этой ночью отовсюду накатывало смятение. — Почему я должен волноваться?

— Тебе не страшно?

— Конечно страшно. Мне черт знает как страшно.

— Да уж понимаю.

— Что он с ними делает? Чего он хочет?

— Чтоб я знал! Он любит посмотреть, чего он может. Говорю же, нечего тебе волноваться.

— Вы хотите сказать, что это игра. Большой розыгрыш.

— Это не совсем игра. Я бы так не сказал.

— А что тогда?

— Черт, мистер, ты меня не спрашивай, что он придумал. Это всегда разное. Всегда что-то новое.

— Тогда почему вы говорите, что мне нечего волноваться?

— Он еще ни разу никого не убивал, я об этом. По крайней мере, я не знаю, чтоб убивал.

Это заверение потрясло Тони.

— Убивал! Вы говорите об убийстве?

— Я сказал, что он не убивал, — сказал Лу. Говорил он очень тихо. — Если б ты меня слушал, услышал бы что я говорил.

Они выехали к полянке, где колея пропадала в траве.

— Ну надо же, — сказал Лу. — Кажется, дорога вся вышла.

Тони остановил машину.

— Не видать их, — сказал Лу. — Неужели я ошибся. Тебе, наверно, лучше выйти.

— Выйти? Зачем?

— Тебе пора выходить. Ясно?

— Давайте вы скажете зачем?

— У нас и так уже проблем хватает. Делай, что говорю, и все, лады?

Когда вас грабят на улице, мудрость заключается в том, чтобы не сопротивляться, отдать бумажник, не ерепениться под дулом пистолета. Тони Гастингс размышлял над обратной мудростью: когда непротивление становится самоубийством и терпимость — попустительством? Где в событиях наиближайшего прошлого был миг, когда он мог овладеть преимуществом, и может ли этот миг еще настать?

Двое мужчин на передних сиденьях машины: один, справа, велит другому, за рулем, выйти, тот не хочет. Тот, что за рулем, разменял пятый десяток, интеллигентной наружности, кабинетного склада, его уму открыто многое, но он не дрался с детства и не припомнит, чтобы хоть раз побеждал. Другой мужчина носит черную бороду, на нем джинсы, и он кажется уверенным в себе. Кабинетный мужчина не вооружен ничем, кроме авторучки и очков для чтения. Бородатый оружия тоже не предъявил, но, похоже, знает, что он в состоянии добиться своего. Вопрос: как поступить кабинетному мужчине, чтобы его не выкинули из машины?

— Я просто тебе говорю, что делать, и тогда будет без никакого насилия.

— Каким насилием вы мне угрожаете?

Бородатый вышел из машины справа. Он обогнул машину сзади и подошел к водительской двери. Те секунды, которые у него это заняло, Тони Гастингс восхищался его убежденностью в том, что Тони не уедет или его не собьет. Трогайся и езжай — его рука была на рычаге переключения передач, мотор работал. Само собою, на полянке придется разворачиваться. Металлический взвизг, дверь распахнулась — у его локтя стоял Лу.

— Пошел! — сказал он.

Тони посмотрел на него:

— Я тут не останусь.

Было еще не поздно — если действовать внезапно. Мужчина взял его за руку бульдожьей хваткой, Тони включил сцепление и хотел переключить скорость но мужчина рванул, и Тони задом выпал из машины на землю.

— Гляди убьешься, — сказал мужчина. Он сел в машину, захлопнул дверь, дернул машину вперед, быстро сделал пару поворотов и утрясся по дорожке по которой они приехали. Стоя в траве, Тони смотрел как прыгали, вспыхивая среди ветвей, кляксы света — даже когда машины и след простыл; потом он остался один в покое и первозданной темноте ночи.

Она откладывает рукопись. Ну и дела, все хуже и хуже. Тони Гастингсом она возмущена, с другой стороны — что бы она сделала на его месте? Она бы на нем не оказалась, говорит она.

Она думает встать. Сделать что-нибудь перед следующей душераздирающей главой. Но ей не хочется двигаться. Не отвлекайся, посмотрим, что дальше.

Что станется с человеком, которого только что бросили в лесу и чья жена, дочь и машина попали в руки бандитов? Нельзя ничего сказать, не зная этих бандитов, не зная, чего они хотят. Но тут — вымысел, что меняет постановку вопроса. Это путь куда-то, проложенный Эдвардом. Вопрос перед Сьюзен — хочу ли я этим путем идти? Как она может иначе? Она попалась, совсем как Тони.

На монопольном полу кто-то пукнул. Друг Генри Майк хрюкает, хе-хе, Сьюзен заглядывает к ним — посмотреть. Видит со спины своего любимого сына Генри, его широкий толстый зад, слишком толстый, бедный мальчик. Ее золотоволосая Дороти, годом старше, шлепает его по руке.