Дженнифер Барнс - Фиксер

Вы спасёте Айви?

Уильям Кейс — мой дед по отцовской линии — коснулся моего подбородка. Он склонил моё лицо к своему.

— Зависит от того, — сказал он, — сделаешь ли ты то, о чём я попрошу.

По возвращению в номер Вивви я рассказала остальным заключенной мной сделке и принялась ждать. Наконец, Ашеру пришло сообщение от сестры. Не произнеся ни слова, он включил новости.

На телевидение симпатичная азиатская журналистка глядела прямо в камеру. Её волосы развивались на ветру.

— Повторяю, я нахожусь у Монумента Вашингтона, который окружает ударная группа. Насколько мы знаем, здесь удерживают заложника, — камеру перевели на оцепление, за которым собрались две дюжины вооруженных до зубов людей.

— Айви, — прошептала я. Она должна быть в порядке. Должна. Ты должна с этим справитьс я, — свирепо подумала я. — Ты должна, Айви. Я не прощу тебя, если ты не выживешь.

Я не могла оторвать глаз от вооруженных людей на экране.

Генри сел рядом со мной.

— Рискну предположить, что Костас решил сделать так, чтобы президенту было сложнее игнорировать его требования, — сказал он.

Айви обещала Костасу, что расскажет ему, как именно разобраться с этой ситуацией. Я гадала о том, было ли привлечение прессы её идеей.

Я буду вечно тебя ненавидеть, если ты меня покинешь, Айви, — подумала я, желая, чтобы она могла услышать меня. В моих глазах не было слёз. Моё горло пересохло. У меня не осталось ничего, кроме бесконечно повторяющихся в моей голове слов. Я всё сделала правильно. Я всё исправила. Помощь уже в пути.

Она не имеет права снова меня оставить.

Журналистка продолжила сообщать нам информацию. Монумент Вашингтона был закрыт для ремонтных работ. Никто не знал, сколько внутри людей, но там была бомба.

Бомба на груди Айви.

Я взглянула на часы на стене, словно они могли подсказать мне, когда состоится сделка, которую я заключила с Кейсом. Даже человеку, управлявшему событиями, нужно было время на то, чтобы помилование губернатора появилось из ниоткуда.

Время, которого могло не быть у Айви.

— Нам не обязательно это смотреть, — Вивви потянулась за пультом. Я отодвинула его.

— Нет, — просто сказала я, — обязательно.

Мы четверо сидели рядом, не сводя глаз с экрана. Вивви взяла меня за руку. К моему удивлению, то же самое сделал и Генри.

Я вцепилась в них — словно человек, висящий на краю небоскреба; словно утопающий, тянущийся к руке, которая может вытащить его на берег.

Журналисты не могли подойти слишком близко. Вдалеке виднелись очертания Капитолия. Ударная группа, ФБР… Я не знала, кто ещё был там. Кто ещё пытался уговорить похитителя Айви отпустить её и не взрывать бомбу.

Если бы это касалось только неё, если бы об этом не знала пресса, они позволили бы ей умереть? Они бы скрыли это? Мне было больно спрашивать себя об этом. А ещё больнее было осознавать, что ответом на мои вопросы, скорее всего, было «да».

— Джон! — женщина на экране возбужденно обратилась к ведущему новостей. — Что-то происходит. Что-то точно происходит.

Вдалеке, за оцеплением появилось какое-то движение. Люди подняли пистолеты. Открылась дверь. Я не могла различить лица.

Мой телефон завибрировал, сообщая мне о новом сообщении. «Сделано. У.К». Уильям Кейс.

Я перестала дышать. Перестала моргать. Перестала думать и надеяться.

Я просто сидела и наблюдала за тем, как журналистка кричала в камеру, что кто-то выходит из здания.

— Подтверждено, что заложник — женщина, — сказала журналистка. — До нас доходят неподтвержденные сообщения о том, что бомба закреплена на её груди скотчем.

Я ничего не видела. Я не понимала, что происходит. На экране мелькнуло движение.

— Я её не вижу, — тяжело дыша, произнесла я. — Я её не вижу.

Я не услышала, что мне ответили. В моих ушах звенело. Внезапно, я оказалась на ногах, хоть я и не помнила, как вставала.

— Заложница в безопасности, — неожиданно произнесла журналистка. — Повторяю, Джон, мы слышим сообщения о том, что бомбу обезвредили и заложница в безопасности.

Я не расслабилась. Я не могла дышать. Я не могла поверить в её слова — а затем камера переместилась. Изображение приблизилось, и всего на миг я увидела её. Айви.

Изображение было нечетким. Мне удалось разглядеть лишь её волосы и некоторые черты её лица, но по её движениям я поняла — это была Айви.

Я опустилась на диван. Сделано , — вот, что гласило сообщение. Костас получил то, чего хотел. Он отпустил Айви. Не из-за президента, не из-за переговоров, не из-за ударной группы или ФБР.

А потому что он узнал, что его сына помиловали.

Благодаря Уильяму Кейсу.

Благодаря мне.

— Она у них, — неспешно произнесла Вивви, словно она ещё не верила в это. — Она в порядке.

Какая-то часть меня не могла в это поверить. Эта часть меня не сможет поверить, что всё кончилось, пока Айви не окажется здесь, со мной.

— Преступник выходит из здания, — вдруг произнесла журналистка. — Повторяю, преступник выходит.

Я так и не увидела, как Костас шагнул на улицу с поднятыми руками. Что-то заслоняло вид. Я так и не увидела, как он сдается.

Но я услышала, как через миг прозвучал выстрел.

Я услышала крики и хаос.

И сообщение о том, что преступник был мёртв.

ФБР — или охрана президента, или Национальная безопасности, или Белый Дом, я не знала наверняка — удерживало Айви почти сутки. Видимо, он позволили ей добраться до компьютера, так что её страховка не проявила себя, но они не подпускали её к телефонам. Я знала это, потому что, в глубине души, я была уверенна — если бы у неё был телефон, она бы мне позвонила.

Вместо этого мне позвонил Боди. С Айви всё было в порядке. Костас и правда был мёртв — застрелен разрывной пулей, прежде чем кто-либо успел увидеть его лицо. Тех, кто знал, кем он был, можно было пересчитать по пальцам — именно поэтому они не сразу отпустили Айви. Это , — сказали они Боди, — дело национальной важности .

Они хотели согласовать свои истории. Я была почти уверена, что когда раскроют имя погибшего преступника, оно будет нам незнакомо.

Майор Бхарани был мёртв. Судья Пирс был мёртв. А теперь и Костас.

Некого отдавать под суд — и никто больше не сможет рассказать эту историю, кроме нас с Генри, Ашером и Вивви. Белый Дом хотел умолчать об этом.

Все виновные были мертвы, и я не собиралась рассказывать ни слова — ради безопасности Вивви и своей собственной. Что-то подсказывало мне, что Генри поступит также. Он похоронит эту тайну, скроет её в глубинах своего разума, где он хранил самые болезненные секреты. Секреты, которые могли навредить тем, кого он любил.

Я гадала о том, будет ли он ненавидеть Айви и за это.