Эмилиян Станев - Чернушка

С каждым днем лисята становились проказливее. Им уже не хотелось сидеть в тесной норе, и они начали делать попытки выглянуть из нее. Но внешний мир пугал их. Высунув голову из норы, лисенок замирал, усиленно шевелил своими большими ушами и моргал младенчески синими глазами. Дальше он не решался ступить и шагу. Чернушка позволяла детям ходить по норе, где им хочется, но, когда кто-нибудь из лисят слишком долго задерживался у выхода, она звала его назад, а самых непокорных брала в зубы и водворяла обратно.

Иногда возле норы появлялась белка или белодушка. Чернушка сразу чувствовала близость зверя и вся настораживалась. Слух у нее был сейчас еще острее обычного.

Когда, лисятам пошла четвертая неделя и они достаточно окрепли, их уже ничто не могло удержать в норе. Отец теперь приносил им живых птичек и грызунов. Он нарочно не убивал их до конца и отдавал лисятам, начинавшим жестокую борьбу с беспомощными зверьками. Самыми продолжительными и веселыми были игры с мышами. Чернушка и лис были тут же. Жертву отпускали, она пыталась спастись бегством. Лисята бросались на нее, но движения у них были неточные и неуверенные. Игра длилась до тех пор, пока мышь не забивали. Если ей удавалось выскользнуть из лап малышей, отец и мать снова ее ловили и возвращали на арену. Чернушка показывала лисятам, как надо прыгать. Она делала длинный и красивый прыжок, не задевая мыши лапами. Лисята старательно ей подражали.

На лесных полянах появились майские жуки, очень понравившиеся лисятам. Мать выводила их теперь под вечер, когда стада уходили и пастушьи дудки смолкали. Тяжелые жуки проносились низко над землей, растопырив свои светло-желтые латы. Лисята ловили их на лету и мгновенно проглатывали — это было их любимое лакомство. В это время Чернушка оставалась с лисятами одна, так как отец уходил на охоту.

Позднее она стала водить детей на поля, чтобы уже по-настоящему выучить их ловить мышей. Однажды в теплую июньскую ночь она повела их по тропинке, по которой когда-то сама ходила со своими братьями и сестрами учиться охотиться на мышей. До поля было довольно далеко, и семейство двигалось с большими предосторожностями. Малыши следовали за Чернушкой по пятам. Поблизости мелькнул козодой, какая-то птичка испуганно вспорхнула из-под самого их носа. В темном лесу зашелестел вечерний ветер.

Когда лиса с выводком добралась до поля, оно было уже ярко освещено лунным светом. Высокая рожь казалась серебряной, по ней волнами пробегали серебристые блики луны. Над колосьями вспыхивали и гасли фосфоресцирующие огоньки светляков. Трава на межах издавала резкий запах, от которого в носу щекотало.

Чернушка залегла в траву и стала слушать. Какой-то зверь направлялся прямо на них.

Вот он подошел к краю поля. Шум затих и начал отдаляться.

Чернушка поднялась, высоко прыгнула и исчезла в серебристом море ржи. Скоро лисята увидели, что мать сражается с хорьком. Хорек пищал и метался. Лиса яростно на него набрасывалась. Хищный черный зверек отвечал ей тем же. Она била его лапами, но схватить не решалась.

Появление лисят смутило хорька. Он попробовал улизнуть. Чернушка воспользовалась смятением противника и ухватила его зубами за спину. Хорек запищал, из вернул свое гибкое тело и вцепился когтями ей в морду. Чернушка разжала зубы. Хорек попятился, сделал несколько прыжков и запищал еще жалобнее. Теперь он уже не осмеливался показывать спину, боялся, что лиса снова его схватит, и, сжавшись в комок, приготовился дорого заплатить за свою жизнь. Но Чернушка оставила его в покое. Запах хорька был ей отвратителен. Она вообще никогда бы на него не польстилась, если бы с ней не было лисят.

Она повела детей на другой конец поля. Там семейство наткнулось на ежа. Тот немедленно свернулся в клубок, выставив все свои иголки. Лисята искололи себе лапки, а мать тщетно старалась ухватить его за брюшко, где тело ежа не защищено иголками. Наконец она бросила его, но лисята успели получить хороший урок — кое-кто шел прихрамывая.

Едва начали ловить мышей и лисята рассыпались по высокой волнующейся ржи, как над ними нависла бесшумная тень. Один лисенок заверещал. Громадная птица, взмахнув своими широкими крыльями, полетела к лесу. Чернушка бросилась за птицей, но только и увидела, как филин уносит ее дитя…

В конце июня лис не устоял перед искушением и снова пошел красть цыплят у Фокасинова. В прошлом году он истребил цыплят у двух наседок, которых дорожный мастер посадил на яйца ранней весной. Осенью он учуял капкан и перестал навещать сторожку, но теперь все внимание его снова было приковано к лакомой домашней птице.

Виноваты в этом были лисята. С каждым днем они становились больше и соответственно рос их аппетит. Лис отдавал им большую часть своей добычи, оставляя себе или совсем немного, или вообще ничего, и поэтому постоянно ходил голодный. Охота в конце месяца была не очень добычливая: зайцы скрывались в заколосившихся полях и густом кустарнике, дух от них шел необыкновенно слабый, особенно от зайчих, а зайчата были так здорово упрятаны, что в овсе или пшенице их было не найти. Бурная растительность скрывала все, по утрам роса смывала любые следы, и даже ловить мышей стало трудно. Охота на кур не была осложнена этими затруднениями, и лис начал все чаще наведываться в сторожку.

Двор тем временем распахали. Между фруктовыми деревьями зеленела люцерна, возле колодца было разбито несколько грядок с помидорами. Днем по люцерне ходили нахохлившиеся, взъерошенные наседки с цыплятами и отгоняли от них кур и петуха. Во дворе часто появлялась молодая женщина в белой косынке и мотыгой рыхлила грядки. Лис видел ее и на рассвете, когда она, босая, несла по тропинке ведро с болтушкой для свиньи, видел вечером, когда она сидела рядом с Фокасиновым перед сторожкой, где стоял стол из свежеотесанных досок и скамья. Дорожный мастер весной женился и теперь часто заводил патефон, чтобы повеселить жену.

Дом был побелен, чистые окна сверкали, у тропинки не видно было, как раньше, ни сора, ни золы. Не видно было и собаки. Жена Фокасинова прогоняла Перко, и он убегал за сторожку, где находил в густых кустах прохладу и покой.

— Чего ты на него взъелась? — спрашивал дорожный мастер, когда видел, что жена бежит за собакой.

— А он у меня брынзу сожрал. Забыл? — сердилась она.

— Ну и злопамятная же ты! Съел кусок брынзы, подумаешь, большое дело! Пусть и собака попользуется благами человеческими. Не бей животное, тебе говорю, не то я тебя так вздую!

— А ну попробуй, я посмотрю! — вскипала жена.

— И-ах! — весело говорил Фокасинов и своей сильной рукой шлепал жену по крепкой спине.

Та злилась, чуть не плакала, а он смеялся.