Эмилиян Станев - Чернушка

Чернушка проделала этот трюк несколько раз, пока вконец не запутала следы, так что и первая гончая растерялась.

Когда обманутые собаки умолкли, лиса вернулась по своему старому следу на вершину холма.

Ветер постепенно стихал. С серого неба посыпали редкие снежинки. Скоро ветер совсем спадет, и тогда снег засыплет ее следы. Она угадывала это по какой-то особенной тишине, по печальным отрывистым крикам птиц, по скрипу старых деревьев. Хотя она видела снег впервые в жизни, она не была удивлена. Снег вызывал в ней желание поскорее добраться до своей пещерки, свернуться калачиком и заснуть глубоким, спокойным сном…

Пока она бежала по старому лесу, ветер утих и снег посыпался легкими хлопьями. Лес потемнел, тишина стала глухой и плотной, сама земля словно застыла и напряглась в предвкушении зимнего сна. Не слышно было больше лая собак, ниоткуда не доносилось ни единого звука, ни единого тревожного запаха, точно в мире не существовало ни собак, ни охотников.

Снег налипал на спину, лапы начали оставлять на покрытой снегом земле круглые следы.

Она прошла под самой вершиной и через густой можжевельник, заваленный камнями и гнилым валежником, выбралась к дороге. Там стоял высокий камень, на который часто опускался орел. Проходя мимо, она всегда поглядывала на камень — боялась орла. И сейчас она остановилась и взглянула вверх. Камень торчал, как сломанная колонна, вокруг него вились рои снежинок. Орла на камне не было, но ветерок, пахнувший ей навстречу, принес человеческий дух, и в тот же миг Чернушка увидела человека. Он стоял у самого камня, повернувшись к ней спиной, в занесенном снегом полушубке с поднятым воротником и нахлобученной по самые уши шапке. Под мышкой он держал ружье…

Чернушка змеей уползла назад. Уши ее прижались к шее и почти скрылись в пушистом меху. Обойдя это опасное место, она побежала к пещере. Прежде чем забраться в нее, она села и прислушалась. Слышался только шум реки. С неба продолжал падать густой снег, образуя плотную завесу, сквозь которую едва проглядывали туманные очертания побелевшего леса.

В пещере было тепло, но Чернушка не спала, вся обратившись в тревожное ожидание.

Стоя под защитой каменной глыбы, Прихода уже терял терпение — гончая все еще не подавала голоса.

По опыту он знал, что в такую погоду собаке трудно найти потерянный лисий след и еще трудней поднять любую другую дичь. Снег налипал на брови и усы, набивался в стволы ружья и даже забирался за воротник его полушубка. Он мигал, утирал лицо ладонью, прятал ружье под мышкой. Он уже было решил вернуться домой, но прежде надо было позвать собак и взять их на сворку, которой он обвязал себя вокруг пояса. Кричать было бессмысленно: едва ли гончие, которых он оставил в долине, его бы услышали.

Прихода вскинул ружье на плечо и пошел по козьей тропе на вершину холма. Не сделав и десяти шагов, он заметил свежезасыпанные следы Чернушки.

— Вот это да! — воскликнул он, и в нем тут же снова вспыхнула охотничья страсть и надежда убить лису.

Не долго думая он пошел по следам Чернушки. Держи-дерево цеплялось за полушубок, шапку и ружье, снег сыпался ему за воротник, резиновые царвули скользили, но Прихода, ни на что не обращая внимания, шел быстро, опасаясь, как бы снег не засыпал следы.

Выйдя на поляну, он обернулся к долине и крикнул собак. Громкий зов заглох, не родив эха. Не дожидаясь собак, он продолжал идти по следу, дошел до скал и обнаружил пещеру.

Чернушка слышала, как сыпались камешки из-под его ног, даже дыхание его слышала; она бесшумно забилась поглубже в пещеру и легла.

— Вот ты где, — сказал Прихода, голос его дрогнул от радости.

Лиса увидела его глаз, нацеленный в щель входа. Пар от его дыхания ворвался в пещеру маленьким облачком.

Темнота помешала ему увидеть Чернушку, и та поняла это по выражению его глаза, продолжавшего внимательно оглядывать пещеру. Скоро Прихода отступил. На уровне его глаз отверстие было уже всего, а внизу, где пролезала Чернушка, оно немного расширялось. Он лег и попытался просунуть голову в пещеру. Это ему не удалось, но теперь лиса видела все его лицо — круглое, смуглое, застывшее от холода. В глазах было все то же сосредоточенно-ищущее выражение. Шумно дыша. Прихода оставался в таком положении несколько минут. Наконец он выпрямился, и Чернушка снова услышала его голос:

— Здесь ты, некуда тебе деваться…

Шаги отдалились. Лиса успокоилась, но Прихода скоро вернулся. Он принес большой камень, с шумом сбросил его и, отдуваясь, закупорил им вход в пещеру. Потом снова куда-то ушел.

Все внешние шумы отдавались в скалах. Чернушка поняла, что Прихода обходит и осматривает скалы. Тот и в самом деле хотел проверить, нет ли из пещеры другого выхода. Убедившись, что другого выхода нет, он вернулся и довольно потер руки.

— Погоди, вытащу я тебя, как суслика! — сказал он, снял с плеча сумку и положил ее на землю.

Потом начал звать собак. Звал долго громким и тревожным голосом. После взялся собирать сучья и хворост. Чернушка слышала треск сучьев, которые Прихода ломал о колено. Он отодвинул камень от входа, проверил, достаточно ли широко отверстие для собаки, подождал еще несколько минут и зажег хворост.

Пламя быстро охватило ломкие сучья, которые загорелись с легким потрескиванием. Прихода подождал, пока огонь разгорится, собрал листья и кинул их в костер. Густой едкий дым пошел в пещеру. Лиса попыталась уйти от дыма, но скоро он наполнил всю пещеру. Чернушка уже не видела вокруг себя ничего, кроме теплого, густого едкого тумана, который словно подхватил ее и покачивал.

Костер горел неравномерно, сырые листья подсыхали, загорались, и дым уменьшался, потом снова наступал черед сырых, и тогда пещеру опять заполнял густой серо-зеленый едкий дым. Чернушка ползала по пещере, натыкаясь на стены.

Наконец она открыла, что в глубине пещеры дым не такой густой. Трещина в скале поднималась вверх и выходила наружу. Легкое воздушное течение у ее начала втягивало дым как в трубу. Чернушка обосновалась тут, свернулась в клубок и уткнулась мордой в длинную мягкую шерсть на брюхе. Теперь, прежде чем попасть ей в легкие, дым несколько очищался, проходя через шерсть. Она чувствовала, что силы ее убывают, голова кружится и ее несет куда-то вместе с пещерой. Треска огня она уже не слышала. Сознание оставляло ее, хотя лежала она все так же, свернувшись клубком, с крепко вжатой в брюхо мордой и наброшенным на голову хвостом. Скоро дым начал редеть, но зато стало жарко. Потеряв надежду выгнать лису из логова, Прихода уже в совершенном ожесточении разложил огромный костер. Огонь так сильно нагревал камни, что они трескались от жара, воздух внутри трепетал, каменную пещеру ярко осветили языки пламени, и, если бы Прихода мог заглянуть внутрь, он увидел бы спину свернувшегося клубком зверька, в котором едва теплилась жизнь.