Вадим Чекунов - Шанхай. Любовь подонка

Нравится ли вам английская колониальная и постколониальная литература (Киплинг, Конрад, Моэм)?

Почему-то хочется ответить, перефразируя анекдот: «Читать люблю, а так — нет».

Если серьезно, то намного понятней стал Грэм Грин. Прожив в Китае шесть лет, я открываю «Тихого американца» и читаю: «…мне хочется смотреть, с какой грацией движутся фигурки в шелковых штанах в этот пропитанный влагой полдень; мне нужна Фуонг, и дом мой передвинулся на тринадцать тысяч километров». И я понимаю, я прекрасно понимаю, о чем говорит автор.

Вот сказал о Грине, и как тут умолчать о Конраде, он ведь влиял на Грина заметно. Хотя Конарда я оценил не сразу. Признаюсь, лишь после «Апокалипсиса сегодня» Копполы я сел за «Сердце тьмы». И не пожалел.

Но вот я говорю сейчас об англичанах, а сам в этот момент думаю о бунинских «Снах Чанга» и «Братьях». Уж не знаю, почему. Все же отечественная литература мне ближе, как читателю. Может, из-за того, что я провожу годы на чужбине.

Что из того, о чем вы хотели рассказать на страницах романа, туда не вошло? И почему?

Шанхай — это китайский Изумрудный город. Это особый город, даже Пекин, столица, по сравнению с ним — провинциален. У местных (и у героя тоже) взгляд на мир сквозь особого вида очки на замочке. Эти очки не снимаются ни днем, ни ночью. У местных и пришлых разного вида очки, но это сути дела не меняет. Очень трудно и рискованно подобрать к замочку на очках ключ — но это возможно, и тогда безумно интересно взглянуть на окружающий мир — даже если тебя подстерегает разочарование.

Мне бы хотелось показать не только Изумрудный город и его мирных жителей (иногда герою удается видеть город настоящим — сквозь «трещины» своих «очков»), но и отправиться по всему остальному Китаю — Великому и Ужасному, как в сказке. Это замечательная страна, и совершенно удивительный народ. И мне хотелось, чтобы герой оценил все другим взглядом. Для этого ему хотя бы протрезветь надо. Начать все заново. А что, неплохая идея! Не отправиться ли нашему герою назад, в поисках себя и утерянной сказки? Выдержит ли он новые испытания — ведь сказки бывают разными…

Я подумаю.

Что для вас «Шанхай» — исповедь или разговор с читателем?

Думаю, и то, и другое. Так уж получается, у нас в народе любой разговор в исповедь переходит. Ну, вот скажите — где еще в поездах попутчики так задушевно беседуют? Наверное, это попытка понять себя, героя, страну, обстоятельства — через рассказ. В преподавательской среде есть старая добрая шутка — хочешь понять — объясни другим, может, удастся понять самому.

При всем желании не в силах (кит.)

Считают по-китайски: Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Шесть! Семь! (Здесь и далее примеч. ред.)

Пудун — современный район Шанхая, на восточном берегу реки Хуанпу.

Алло! (кит.).

Баоцзы — род китайских паровых пельменей; ближайший аналог — среднеазиатские манты.

Цзяо — мелкая денежная единица = 1/10 юаня: бытует как в бумажном виде, так и в виде монеток, очень легких по весу.

Эрху — китайский национальный инструмент, две струны которого расположены так близко, что на них играют, как на одной.

Мацзян (искаженное: «маджонг») — традиционная настольная китайская игра с использованием игральных костей.

Ципао — традиционная китайская женская одежда с застежкой на плече.

В китайском языке ударение музыкальное, или тоническое: один и тот же слог произносится в разных тонах (в нормативном путунхуа их четыре), и это всегда разные по значению слова.

Фууюань — обслуживающий персонал.

Чимогужэнь — буквально: человек, который ест грибы.

Туцзы — буквально: заяц.

Консумация — развод клиента на деньги.

Еху (англ. Yahoo) — отвратительные человекоподобные существа, что населяют страну добродетельных лошадей-гуигнгнмов из «Путешествий Гулливера» Джонатана Свифта.

Извините… (кит.).