Виктор Мартинович - Озеро Радости

— Что это у тебя за баобаб? — интересуется Яся, нарезая лимон себе в чай.

— Это не баобаб. Это баньян. По одному из индуистских мифов, это дерево есть рай. Потому что любой сидящий под ним получает исполнение того, о чем думает.

— Это дерево желаний? — переспрашивает Яся. Ее сердце превращается в несущийся вниз лифт, задевающий края шахты и высекающий снопы искр.

— Дерево не исполняет желания. И никто не исполняет желания, Ярослава. Никто. Тебе просто дается то, о чем ты постоянно думаешь. Бессмысленно просить о желаниях, они и так исполняются — в том смысле, что если ты к чему-то возвращаешься в мыслях, значит ты этого бессознательно хочешь. Тебе дается не то, что ты «думаешь что хочешь», но то, чего хочешь на самом деле. Станешь думать о деньгах — будут деньги. То есть тебе могут не дать их, но просто твоя жизнь превратиться в деньги. В трату их. Или погоню за ними. Что совершенно одно и то же. Подумаешь о любви — будет любовь. Подумаешь о демонах — будут демоны. С этим проще всего. Мы постоянно окружены какими-нибудь демонами. Ревность, страх, неуверенность. Ожидание… Они мешают нам быть счастливыми. Мне эту наколку сделали в Сарнатхе, пригороде Варанаси, чтобы я никогда не забывал о том, как загадывать желания.

— А как правильно загадывать желания? — Яся откладывает лимон и нож и решает присесть.

— Знаешь, каждая татуировка тут привезена из какой-нибудь страны, — заявляет он вместо ответа. — Повторяющихся рисунков и стран нет. Вот это, — он тычет в странное существо на своем предплечье, смесь ящерицы и кота, — это — субийю. Мне накололи ее в Виндхуке по рисунку, оставленному духовным человеком племени банту на песке палочкой. И самое сложное было перенести контур на кальку. Вот эту, — он показывает ласточку, растопырившую крылья на его бицепсе, — мне подарил один серьезный бандит из Гонконга, вместе с правом ее предъявлять другим бандитам Гонконга и его же полиции, если у них возникнут ко мне вопросы. А про эти, — он показывает на два китайских значка на левой кисти, — мне рассказала возлюбленная из Гродно. У нас была очень красивая история. Она из Белоруссии, как и Виктория. Но мы расстались.

Он замолкает. Потом спрашивает у Яси:

— Виктория — хороший человек, правда?

— Хороший, — соглашается она, — конечно хороший. — И спешно переводит разговор; — А у тебя настоящий музей на теле.

— Да, я так это себе и представлял. Музей разных культур и религий, от шаманистского Вьетнама до буддистской Мьянмы. Музей, экспонаты которого закончатся вместе со мной. Они будут сожжены и развеяны по ветру.

Натан появляется у них еще раз, строит планы совместного путешествия с Викторией на Мадагаскар. Зовет с собой и Ясю. Но Есюченя смотрит в сторону и опять убегает за водкой. Через три дня на кухню из темноты протискивается взмокший и остро пахнущий потом мазурик. Глаза у него бегают так, как будто он изнасиловал Вичку, а не воспользовался легкостью ее характера. Вичка подтягивается следом, на ходу завязывая поясок халатика. Она снова довольна, так как опять может быть несчастна. Натан на их кухне больше не появится никогда.

Одной безлюдной ночью, когда ди-джей бухает басами впустую, к Ясе подсаживается Миюки. Ее глаза блестят, хотя алкоголь она не употребляет, часами прихлебывая чай из маленького чайничка.

— Хочешь MDMA? — без обиняков спрашивает она, тряся челкой.

— Нет, спасибо, — усмехается Яся и поднимает второй за вечер бокал с «Пиной». — Я за здоровый образ жизни.

— Хочешь поцелуемся? — предлагает Миюки. То ли съеденное экстази делает ее примитивней, то ли экстази она ест, чтобы всем казалось, что она сложный человек, слегка опростившийся под наркотиками.

— Нет, спасибо, — повторяет свою усмешку Яся. — Я — стрэйт.

— Я тоже, — пожимает плечами Леночка. — Я же по-сестрински. Ты читала «Волчица и пряности» Хасэкуры? Хочешь я тебе дам?

— Нет! Спасибо! — с нажимом говорит Яся. Она начинает понимать, что если коммуникативным оружием Вички является секс, помощницей Леночки является глупость. Прямо хочется сесть и рассказать ей что-нибудь про Стенли Кубрика или Вирджинию Вульф.

— Ну ладно, — пищит в ответ Миюки и поправляет челку. — Ты не злись только, ладно?

— Ладно, — соглашается Яся и делает большой глоток белой мути из бокала. — Слушай. Раз уж сама подошла. Давно хотела у тебя спросить. Что значат эти часы у тебя на заколке? Почему они стоят? И почему на половине седьмого?

Не то чтобы ей действительно это интересно. Важно скорей то, как Миюки это объяснит и какую историю выдаст.

— А! — говорит Леночка. — Все просто! Они стоят, потому что я вынула из них батарейку. Чтобы мальчики спрашивали, почему они стоят. А тридцать пять седьмого получилось случайно. Как замерли стрелки, так и стоят.

Яся молчит. Она обескуражена.

— Ой! Вон мой мальчик пришел! — пищит Миюки и убегает к грузному, похожему на не до конца выкорчеванный пень полтосу. Полтос передвигается так, будто с каждым новым шагом его нога увязает в земле и ее нужно снова выкорчевывать.

В электронной почте 1 new message: «Янина Сергеевна это Лаура. Вам пришло письмо. В скрывать не хочу куда перестлать по какому адресу». Все сделанные ошибки не подчеркиваются проверкой орфографии в «Word» и «Google» — Лаура старательная, но, как оказалось, не очень грамотная. По-русски говорит без ошибок, так что комичное «в скрывать» вызывает у Янины Сергеевны улыбку. Многие качества в людях становятся видны, когда они переходят с письменного языка на устный. Или наоборот. А некоторых и таким образом не словить.

Царицы Неба и Земли для эффектного заполнения рабочих часов начинает не хватать. К тому же в зале становится все больше уже знакомых клиентов, для которых важно выдавать нечто новое. У Яси появляется два свежих запева. Первый навеян кратким общением с Натаном, причудливым образом соотнесенным с платиновыми скелетами в Ясиных шкафах. Именно созвучие наполняет историю проникновенностью. Оттого почти каждый раз ее удается произнести нужным образом:

— Не все помнят, что, до того как стать Буддой Шакьямуни, Сиддхарттха был не только обычным, но и очень богатым человеком, сыном раджи. Отец построил для принца три дворца. Три! И перед тем как тот увидел изменивших его нищего, мертвого, больного и отшельника, паренек купался в славе и деньгах. Так вот, депривация роскоши сделала его мудрецом. Так почему же нас не делает мудрыми обратный процесс, и, лишившись чего-то — например денег или жилья, мы не идем к просветлению, а тонем в желчи?

Запев срабатывает с товарищами, пьяными настолько же, насколько они мрачны. Людьми, по виду которых можно понять, что они пришли к вишенкам глушить горе, случившееся с их недвижимостью или бизнесом.