Виктор Мартинович - Озеро Радости

Яся молчит. Яся думает о радости. Чистой радости, которой при этих раскладах тут не было даже у детей.

После третьего города и третьего имени, в которые помещает Янку судьба, Малмыги, Минск и Москва слипаются в ее снах в один длинный, катастрофически непроходимый, агломерат. И Янка все пытается свернуть с Гедимина на Вильняус и дойти по Вильняус до книжного магазина в Троицком предместье — ей нужно купить там «Но-шпы», потому что болит живот. Она путается где-то в районе Оперного и, зайдя в оказавшийся посреди тротуара лифт, едет вниз и выходит на Новом Арбате. Саму себя она при этом последовательно ощущает наивной девочкой Ясей, циничной Яниной Сергеевной, неуверенной вильнюсской магистранткой Янкой.

Зародившаяся в Янке жизнь никак не сообщает о своем присутствии — ни тошнотой, ни рвотой, ни отеками. Но будущая мать осознает ее каждую секунду. Она ходит по городу и представляет, что у нее в животе, как в домашнем круглом аквариуме, плавает крохотная рыбка.

Как ни экономит Янка, полтораста евро, остающихся после уплаты за комнату, на жизнь в Вильнюсе не хватает. Одна поездка в университет и обратно на троллейбусе стоит полтора евро, и этот трип приходится проделывать шесть раз в неделю. Пешком от дома — четыре с половиной километра, путь можно пройти за час пятнадцать, но когда пары начинаются в девять, это не выход. А потому она то и дело забирается в отложенную в Москве заначку, видя, как вместе с ней плавно подтаивают и планы на освобождение от исполнительного листа.

Учеба дается ей легко. То, о чем ей рассказывают днем, чаще всего совпадает с тем, что она сама пыталась нагуглить ночью. Ее любимый преподаватель молод, строен и похож на Даниэля Брюля. У него плохое зрение, но он не носит ни линз, ни очков, отчего все время щурится. Он преподает критическую теорию, бравирует собственной левизной и пишет романы на белорусском языке, которые продаются в переводах по всей Европе. Он улыбчив, остроумен, но при этом старомодно-галантен. Со студентами он на вы. «Янина Сергеевна» он выучил скорей, чем Янка запомнила, как зовут его. Время от времени, когда профессор пытается подобрать нужный аналог немецкого термина и, щелкая пальцами, рассеянно смотрит в ее сторону, Янке кажется, что все, что он говорит в аудитории, он выдает исключительно для нее. Когда же, снижая голос, он переходит в доверительный регистр, не столько разъясняя или интерпретируя, сколько модально обозначая сказанное, ей кажется, что он — очень добрый человек. Несмотря на молодость и привлекательность — два фактора, с добротой сочетающиеся плохо. Тогда она жадно смотрит на него, понимая, что его в этот момент хочет вся женская часть аудитории. Она смотрит и фантазирует о прогулке с ним по Вильнюсу. Она держит его под ручку, а он говорит с ней вот таким вот, как сейчас, в аудитории, голосом, ничего больше.

«Господи, я превратилась в домашнее животное! — обрывает она себя в такие моменты. — Уже ищу даже не любви! Не нежности! Не секса! Не отца для плавающей в моей животе рыбки! А просто хорошего к себе отношения!..»

Она пробовала читать его романы, но там — «шыльды», «балбачу», «пагатоў», «гнуткасць», «выкшталцонасць», «рахманы», «фатэля», «куфаль» — смыслы, прозрачные и трепетные, прячутся за слепыми пятнами непонятных слов.

Над парком за Нярисом доминирует телебашня, погруженная в воспоминания о девяносто первом, когда ей выпала ночь мировой славы. В парке тихо. Шелестят шинами по асфальту последние осенние велосипедисты, шуршат под ногами еще не успевшие набрать дождевой влаги листья. Перед Янкой — мамаша с затянутым в трикотаж ребенком. Женщина ведет его за ручку, тот только научился ходить, и шажки даются ему так сложно, как будто он управляет своими конечностями с помощью джойстика, который еще не до конца освоил. Топ, топ, топ, трикотажная нога подгибается, ребенок заваливается, виснет на маминой руке и начинает громко кричать. Та берет его на руки и утешает, баюкая и вытирая слезки подушечками больших — таких больших — пальцев. Янка наблюдает за ними и думает, что младенец — единственное существо на земле, которое нуждается в тебе безо всяких на то причин. Просто потому, что ты его мать. И характер этой привязанности сильней и надежней, чем любовь мужчины. И что он мог ее найти уже давно. Зная, куда она уехала, где учится и в каком городе живет. И что, когда у нее родится ее малыш, на Земле появится человек — единственный, пожалуй, человек, — которому она будет необходима.

— Ты видела? — Саша без стука влетает в Янкину комнату и бросает на кровать русскую версию газеты «Республика». На титульной полосе — фотография президента Грибаускайте, которую соседка боготворит. Под фотографией крупный заголовок: «Президент сделала новую прическу». Ниже — титр: «Пробор ушел, теперь — коротким каскадом вниз».

— Это, безусловно, большая новость, — тянет Янка с улыбкой. — Ты решила тоже постричься? Коротким каскадом вниз?

— На шестой странице открой! — распоряжается блонди и в нетерпении перелистывает газету сама.

На внутренней черно-белой полосе снимок — вход в университет. По ступенькам, спиной к фотографу, поднимается хорошо различимая фигурка, одетая в старые шузы и застиранную байку. Требуется секунда, чтобы узнать в снимке саму себя. Заголовок сообщает: «Белорусский олигарх учит своих детей в Литве». Яся начинает читать, и буквы отказываются складываться в слова.

«Как удалось узнать “Республике”, в белорусском Университете, которому предоставила гостеприимное место Республика Литва с выделением аудиторий в Институте имени Ремериса, вот уже несколько месяцев обучивается родная дочь одного из людей, причисленных правозащитными организациями к числу “личных кошельков президента”». Янка отмечает все эти особенности балтийской русской грамматики. Все эти «обучивается» и «гостеприимное место». Заметив это в другой статье, она бы улыбнулась. Но тут эти легкие стилевые нестыковочки воспринимаются специальным языком, на котором с ней разговаривает ад. Как и тексты, извлекаемые из казенных конвертиков, прочитанное пугает своей неряшливостью. Фатум — плохой стилист.

«Находясь под въездными санкциями в Евросоюз и неоднократно и успешно пренебрегая этими санкциями, этот олигарх, которого состояние оценивается в более чем миллиарды евро, умудрился пропихнуть в Университет свою дочерь, известную под именем Янина Сергеевна. Самое возмущающее в этом то, что, воспользовавшись своими почти безграничными связями, а также, возможно, коррупцией в системе образования Литовской Республики, этот человек, с его материальным благосостоянием, втюхал дочку на бесплатную форму обучения и даже выхлопотал для нее хорошенькую стипендию в тысячу триста евро, которая платится в том числе из ваших с нами налогов».