То Хоай - Западный край. Рассказы. Сказки

Мальцы, поступившие в первые годы к мастерам в обученье и умевшие поначалу лишь разжигать стружки да кипятить для плотников чай, к тому времени, когда торжественно ставили черепное бревно и сводили конек крыши, щеголяли уже в креповых кушаках, к коим привешены были тушечницы с кистями. Стоя на вознесенных над землей балках, они подавали — таков был давний обычай — поднявшемуся на самый конек голове артели ветвь благословенного дерева тхиентуэ [118] Тхиентуэ — дерево с перистой листвой, его сажают обычно для украшения храмов и пагод. , обернутую квадратным полотнищем алого шелка. И веселые деревенские девицы, пленившиеся некогда юными артельщиками, прижили уже детишек.

Ну а если вспомнить совсем уж стародавние времена, храм здешний, говорят, отлит был из чистого золота. Но однажды ночью налетел вихрь с дождем и золотой храм исчез. Молва гласит, будто человек, совершенный обличьем и духом, может, угадав чудодейственный час, увидеть тот храм, поднявшийся из глубины вод. Предание это переходило из уст в уста, и люди уповали на то, что доброму человеку хоть единожды в жизни да улыбнется счастье. Но, само собою, до сей поры никто так и не видел золотого храма.

Когда из дена [119] Ден — поминальный храм, где поклоняются духам героев, покровителей страны или данной местности, повелителей стихий и пр. Речь идет об одном из старейших храмов столицы, построенном в первой половине XI в.; здесь чтили память легендарного полководца принца Линь Ланга. Укрощенного слона несли к храму Бронзового барабана изваяния и святыни, шествие каждый год украшали носилки, за небывалую скорость передвижения прозванные «летающими». Носилки «летели» через поля Тхуле, затем ползли к пределам Конгви, а оттуда неторопливо двигались к вратам храма.

Там ожидали их четверо древних старцев из рода Ли; меж теми, кто поклонялся духу храма, они были наипервейшими. Старцы будто и не замечали носильщиков, опустившихся на одно колено и державших на весу носилки; надменные и строгие, хранили они молчание — старцы дожидались отроков из богатых домов.

Наконец, утомленные долгой дорогой, носильщики садились на землю, а отдохнув, поднимались и становились по обочинам дороги, оправляя свои набедренные повязки.

Здесь отроков различали строго: по происхождению и достатку. Достигнув границы, за которой лежали поля и откуда начиналась ровная прямая дорога, носильщики уступали свою ношу юношам, умудренным книжной ученостью. И все, кто шел по этой ровной дороге рядом с носилками, держа расшитые шелковые зонты и балдахины, опахала, золоченые мечи и святые реликвии, были отпрысками богатых семейств.

После привала в Конгви носильщики менялись.

Когда же вдали у городской стены появлялся храм Бронзового барабана, пресвятая супруга ликовала и радовалась. Носилки ее сворачивали в сторону и то «лётом», то «ползком» пересекали поля. На этой холмистой и трудной дороге носилки опять принимали на свои плечи простолюдины.

Прямоугольное основанье носилок имело по шесть длинных расходившихся веером ручек на каждом углу; двадцать четыре носильщика, чью наготу прикрывали одни лишь набедренные повязки, несли носилки на своих плечах. Они неподвижно глядели перед собой и держались прямо, точно борцы перед схваткой.

А тем временем из деревни навстречу им чинно и стройно выступали девушки с корзинами на головах. В корзинах лежали катыши вареного риса — самого лучшего риса, именуемого «соан», зерна которого — мелкие, но чистые и пахучие — созревают в восьмом месяце, а кроме того, мелко нарубленная постная свинина и коржи из поджаренных зерен клейкого риса, коими славится деревня Ваунг. И носильщики, прежде чем снова подставить плечи под свою ношу, воздавали должное угощению.

Ха была среди девушек, что подносили в корзинах рис и прочие блюда.

Тьы, один из носильщиков, вместе с другими деревенскими парнями дожидался угощения, которое выставляли им верующие со всей округи. Ели носильщики, сидя на земле у обочины.

После трапезы парни выстраивались подле носилок. Тьы в одной лишь набедренной повязке, с прямоугольным красным полотнищем на плече и пестрым веером, воткнутым в высокую прическу, стоял первым среди носильщиков, вытянувшихся в ряд, — прямой, как черта, означающая единицу.

Носилки приходили в движение, они плавно поворачивались на ходу и были хорошо видны охочему до зрелищ народу, сбегавшемуся со всей округи.

Сверкала позолота и красный лак, развевались цветные завесы.

Заслышав гулкую дробь барабана — его за ручки, приделанные по бокам, несли в середине процессии, — все двадцать четыре носильщика опустились, точно вьючные слоны, на колени и поползли по склону холма. Их крепкие торсы, служившие опорой носилкам, оставались по-прежнему прямы.

Носилки ползли, покачиваясь на поворотах дороги, а кругом, на пригорках и межах, стоял народ. Толпа, словно паводок, прибывала с каждой минутой. И зрители не скупились на похвалы, провожая взглядами каждого из двадцати четырех молодцов.

А к вечеру лицедеи ставили неподалеку от храма три балагана и до самого утра разыгрывали представления тео…

Кто знает, давно ли, недавно ли Ха полюбила носильщика… Может быть, они впервые приметили один другого, когда она с подружками несла на голове корзины со снедью? А может, глаза их встретились в тот миг, когда носилки «пролетели» мимо нее, или два сердца потянулись друг другу навстречу, когда он, преклонив колено и, точно сказочный богатырь, не сгибаясь под тяжестью носилок, замер в ожиданье у подножия холма?

Кто знает…

Любовь их могла вспыхнуть и в ту самую ночь, когда лицедеи при луне и звездах давали представление тео и грохот барабанов волновал воду у берегов реки Толить.

Кто знает…

Ночь была темная, как всегда на исходе седьмого месяца.

Светильник, прибитый к шесту, угас. Масло вытекло из плошки и расплылось по земле круглым, как блюдце, черным пятном.

Опустел помост, где разминали бумажную массу и заливали ее в сита, ходившие ходуном, чтоб отжать воду; умолкли вальки работниц, да и сами они давно разошлись по домам, освещая себе факелами дорогу.

Одна лишь Ха осталась на берегу, снедаемая тревогой.

Теперь, когда сита замерли и вода не стекала более на помост, стал слышен долетавший с Западного озера [120] Западное озеро, находящееся ныне в черте Ханоя, было когда-то местом охоты и прогулок короля и знати, на берегу его стояли деревни рыбаков и ремесленников. стук пестов — это толкли в ступах кору дерева зио [121] Зио — невысокое деревце, из волокнистой коры которого делают бумагу. , и размеренный гул их, казалось, ударял в лунный диск.