То Хоай - Западный край. Рассказы. Сказки

С Западного озера по-прежнему доносился стук пестов, то размеренный, то сбивчивый и торопливый.

Всю ночь Тьы шагал вдоль Большой реки. Его обуревали мрачные мысли.

— Толчешь, толчешь эту проклятую кору, — бормотал он, — а живешь впроголодь. Где уж тут накопить хоть малую связку монет. Нет, нашим ремеслом не прокормиться.

На рассвете он увидал впереди густые клубы пыли. Это скакал по дороге гонец с почтовой станции Тытонг, торопясь доставить утренние депеши.

И вдруг при виде гонца все ночные сомнения и колебания Тьы вмиг исчезли.

— Пускай! — вскричал он. — Пускай я нищ и не обучен грамоте, но здоровья и силы мне не занимать. Неужели не смогу я вынести всех трудов и лишений, выпадающих на долю гонца, чтобы потом стать важным чиновником. Случалось с людьми и не такое!

Он поднял было руку к небесам, собираясь принести обет, но промолчал. И лишь про себя подумал: «Мне самому тогда и рук марать не придется, пошлю стражников с кинжалами, они Эна и прикончат…»

Однажды люди, собравшиеся посреди базарной площади Быои, увидали на дороге, что шла вдоль реки Толить, всадника, во весь опор мчавшегося к деревне. Клубы красной пыли из-под копыт вздымались выше городской стены и долго не оседали на дорогу.

Здесь, в общине Быои, с давних пор обосновавшейся неподалеку от города, никогда и не слыхали конского топота. Поди догадайся, с чем пожалует незваный гость… Народ всполошился. А ну как это чиновник едет, от них ведь добра не жди.

Те, кто оказались поближе к дороге, совсем оробев, украдкой выглядывали из-за бамбуков, живою изгородью окружавших деревню.

Но все догадки и подозренья оказались далеки от истины. На коне ехал не кто иной, как Тьы, еще недавно подряжавшийся здесь толочь кору.

Вот уж кого не ждали они увидеть в таком обличье! Не этот ли парень, бывало, в одной набедренной повязке гнул спину от зари до зари, поднимая и опуская в ступу тяжкий пест — день за днем, год за годом. Даже по праздникам, когда он нес храмовые носилки, Тьы оставался все в той же простой повязке. Нынче же он был в длинной до колен коричневой рубахе цвета коровьей шкуры с плетеными пуговицами. И пояс его, некогда ярко-алый, а теперь потемневший и цветом напоминавший сухие листья хюйетзу [124] Хюйетзу — невысокое дерево с темно-красными листьями. , был все же получше прежней повязки; всякому сразу становилось ясно — такой пояс вправе надеть лишь служилый человек. Серый конь шел скорой рысью, развевался наброшенный на плечи всадника плащ. Под повязкой — концы ее торчали на затылке наподобие собачьих ушей — узлом были стянуты черные волосы.

Да, красный пояс, пусть даже ветхий и рваный, — вещь непростая, значит, Тьы достиг своего и определился на службу.

Женщины начали потихоньку обсуждать новость. Какой-то старик, приглядевшись, громко сказал:

— Служит на посылках, а корчит из себя важную птицу.

— Ах-ах! — затараторили девушки. — Неужели это Тьы?

— Быть не может…

— Да когда же он умудрился стать гонцом?

— Эй ты! — несмело окликнула его одна из подружек и захихикала: — Неужто свататься прискакал? Небось Ха заждалась тебя!

Но вскоре выкрики и насмешки стихли — всадник, заслышав их, даже не обернулся, да и зевакам глядеть на него прискучило.

Влюбленные встретились возле самого храма.

— А у меня, — похвастался Тьы, — есть ружье! Вот погляди-ка…

Сбросив плащ, он снял с плеча длинноствольное ружье.

Да, ничего не скажешь! Здесь, в округе, даже важные чины, отправляясь по делам, имели при себе лишь тесак с длинной рукоятью, болтавшийся на боку поверх широченного шелкового кафтана. У самого окружного начальника не было ружья. А вот Тьы, хоть и был простым гонцом, ружьем обзавелся.

Ха, впервые в жизни увидевшая ружье, и страшилась и ликовала. Она глядела на Тьы с надеждой и верой, — так человек, унесенный течением на середину реки, смотрит на торчащее из воды спасительное бревно. Возлюбленный, державший в руках ружье, представлялся девушке могучим и непобедимым. Сердце у Ха затрепетало от предчувствия близкого счастья.

Но на самом деле Тьы не был владельцем ружья. Гонцу поручили доставить его учителю До.

Учитель открыл школу в общине Хо, и учеников у него было великое множество. Нравом своим и повадками До заметно отличался от прочих конфуцианцев [125] Речь идет о людях, получивших традиционное образование, в основе которого лежал конфуцианский канон; еще со средних веков в каждой провинции и в столице проводились конкурсные экзамены, и лица, выдержавшие экзамены, получали право занимать государственные должности или преподавать. , из коих одни, сторонясь мирских треволнений, занялись землепашеством, другие отправились в столицу [126] Столица Вьетнама после прихода к власти новой династии Нгуен была перенесена из Ханоя в Хюэ (1804 г.). Ханой остался административным центром Северного Вьетнама, где находился королевский наместник. и, кое-как перебиваясь, надеялись в конце концов преуспеть на службе. Учитель До был не таков: стакнувшись с вольнодумцами из соседних земель, он втайне готовился поднять мятежное знамя и выступить против тэй.

В эту смутную пору многие гонцы государевой почты, державшие сторону повстанцев, разъезжая из одной общины в другую, часто сообщали своим единомышленникам новости. А кое-кто из гонцов и вовсе ушел к повстанцам.

В деревнях к югу от столицы начались волнения. Народ, ненавидевший тэй, собирал оружие, бросал в подземелья католических попов. Ну а коли уж заварилось такое дело, его на полдороге не остановишь! Область Шоннам [127] Шоннам — область, включавшая в себя и Ханой. вновь поднялась против католической веры. Всюду хватали и предавали смерти ненавистных миссионеров. И само собой, у повстанцев появился повод сойтись поближе к Ханою.

Развозя депеши, Тьы с друзьями, всякий раз прихватывали патроны и ружья для повстанцев; случалось ему тайком провозить под конским брюхом целый десяток ружей, завернутых в листья арека.

Вот и сегодня он вез ружье учителю До.

Ха вдруг заплакала. Тьы нарочито громко сказал:

— Если этот мерзавец Эн посмеет сюда сунуться, я ему ноги отрублю. Мне теперь бояться некого.

Слова его поначалу встревожили Ха, но потом она успокоилась.

Впалые бока серого коня, на котором прискакал Тьы, ходили ходуном, с него белыми клочьями падала пена, тонкие ноги нервно подрагивали. Но даже этот тощий одер, поднявший пыль на дороге, потряс здешних жителей, никогда прежде не видевших лошадей. И тотчас от дома к дому полетела молва: Тьы теперь человек служивый, с ним шутки плохи, он даже верхом на коне разъезжает.

Ха совсем успокоилась. Провожая возлюбленного, она подарила ему на прощанье кусок переливчатого шелка — в такое полотнище, собираясь в дорогу, заворачивают одежду и вещи.