Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Слезы счастья

– Хорошо, пойдем, – неожиданно капитулировала Киона. – Но вообще-то бросать пропащие души – это очень жестоко.

– Мне наплевать на то, жестоко это или нет. На кого мне не наплевать – так это на тебя, моя дорогая, – резким тоном ответила Эрмин.

Вернувшись на улицу Сен-Жорж, она почувствовала облегчение. Где-то вдалеке грохотал гром, а цвет неба приобретал металлический оттенок. Огромный водопад, поток воды в котором был усилен недавними дождями, казалось, что-то отвечал раскатам грома своим глухим и монотонным голосом.

– В машину! – воскликнула Эрмин. – Садись в машину, и поехали отсюда.

Как только «линкольн» отъехал на пару сотен метров, Киона сразу же почувствовала себя лучше. Она слегка откинула свою красивую голову с золотистой шевелюрой.

– Больше я в этот бывший универсальный магазин никогда заходить не буду, – заявила она. – Мин, а ты и в самом деле ничего не слышала? Вообще ничего?

– Поверь мне, я была не меньше ошарашена царившей там тишиной и – прежде всего – тем состоянием транса, в которое ты впала.

– Да уж, а четыре года назад я вообще упала в обморок. У меня, наверное, не хватает душевных сил. Или же нервы у меня для таких встреч слабоваты. Такого рода недомогания очень утомляют.

– Как бы там ни было, к Эстер мы уже заглядывать не будем. Папа прав – тысячу раз прав! – в том, что нам следует держать тебя подальше от всего, что связано с потусторонним миром.

– Если ты не отвезешь меня на обратном пути на улицу Марку, я отправлюсь туда позднее на велосипеде, пешком или на четвереньках, но Эстер я помогу. Мне очень хочется, чтобы она была счастливой и залечила свои раны.

– Ну хорошо, мы заедем к ней вечером, но я буду рядом и буду за тобой присматривать. Гляди, вон там руины, уже покрытые растительностью. Это мельница Уэлле. Боже мой, у меня разрывается сердце, когда я думаю о том, как моя Лолотта бегала по ночам через этот луг, чтобы броситься на шею Людвигу. Она носила ему конфеты, шоколад и печенье. Они провели немало времени вместе. В их жизни тогда был восхитительный период – период зарождения взаимной любви. А меня как будто переместили в другой мир в то утро, когда Тошан в буквальном смысле слова похитил меня и увез на своих санях. Собаки бежали по живописной местности. Все вокруг было покрыто снегом и льдом и поблескивало на солнце. А вечером мы поженились. Церемония бракосочетания прошла в городке Лак-Бушетт.

– Я уже знаю эту историю наизусть, – укоризненно покачала головой Киона, – кроме всего того, что касается брачной ночи. Ты, должно быть, боялась физической близости…

Эрмин захихикала, и ее лазурно-голубые глаза на пару мгновений затуманились. Ее сводной сестре невольно подумалось, какой же все-таки удивительно привлекательной является эта женщина с густыми светлыми волосами и стройным телом, женственные формы которого, впрочем, были довольно объемными. В своем голубом шелковом платье с декольте в форме буквы «V» и с обнаженными руками Эрмин смогла бы очаровать какого угодно мужчину.

– Да, я боялась. Я была больна страхом. Кроме того, монахини привили мне такие представления о стыдливости, что я даже стеснялась закатывать летом рукава. Однако Тошан сумел меня приручить, и после этого я уже никогда не боялась. Больше я тебе про это ничего рассказывать не стану: это наш с Тошаном секретный сад. Ой, смотри, у нас гости!

К ним скакал галопом Фебус. Его грива развевалась на ветру. Вслед за ним, почти не видный из-за высокой травы, едва поспевал Базиль. Киона проскользнула между досок ограды и бросилась к своему коню. Фебус резко остановился и радостно заржал. Киона обхватила коня за шею и прижалась к ней своей щекой. Эрмин тем временем подошла к Базилю – славному пони, который был радостью детства всех ее детей и ее брата Луи.

– Вам тут немножко одиноко – Фебусу и тебе – на этом огромном лугу, – сказала Эрмин Базилю. – Но зато у вас тут много места и полно еды.

– Ты разговариваешь с Базилем? – с радостным удивлением спросила Киона.

– А что тут такого? Я всегда любила и больших лошадей, и пони. Я каталась на Шинуке, мерине Жозефа. И запрягать его я умела. Когда Лолотта была маленькой девочкой, к тому же слепой, я возила ее на прогулки верхом на Шинуке. Мне тогда казалось, что этот мерин оказывает ей особое внимание: когда она ехала верхом на нем, он не делал никаких резких движений.

– Лошади вообще-то телепаты, – закивала Киона. – Шинук чувствовал, что Лолотта очень хрупкая.

Эрмин молча кивнула в ответ, чувствуя, что к глазам у нее подступают слезы. Она посмотрела на близлежащие холмы и на крыши Валь-Жальбера, а затем прошептала горестным тоном:

– Мне здесь все напоминает о Шарлотте. Господи, как бы мне хотелось, чтобы она сейчас была здесь, в Маленьком раю, чтобы я могла ее обнять, услышать ее голос, поболтать с ней, листая журнал мод! Ей очень нравились украшения и красивые платья! Ты и мои дочери-близняшки знали ее хуже, чем я, и это вполне естественно. Вы были еще совсем маленькими, когда она стала уже взрослой девушкой. Она сопровождала меня в моих турне и помогала мне в гримерной. Я часто приглашала ее в рестораны в Монреале, в Квебеке и даже в Нью-Йорке. Она любила гулять по улицам больших городов, любила делать себе макияж и красиво одеваться, любила кокетничать.

Киона слушала, стоя возле своего коня. Когда ее сводная сестра замолчала, она осторожно сказала:

– Ты, видимо, думаешь о Шарлотте такой, какой она была в те времена – веселой и милой. Она тоже предстала передо мной после своей смерти именно такой. Точнее, не она, а ее призрак. Призрак… Не знаю, какое еще слово можно было бы в этом случае использовать. После ее смерти я много размышляла. Она обожала своих детей. Однако мне кажется, что после того, как она стала матерью, ее характер изменился. Беременность и связанные с ней трудности сильно ее раздражали.

– Да, я с этим согласна, она частенько по этому поводу психовала, и мы все становились заложниками перемен в ее настроении. Людвиг тоже с ней намучился.

– Вполне возможно, она чувствовала, что ей угрожает опасность и что исход будет фатальным. Те слова, которые она мне сказала – точнее, сказал ее призрак, – очень многое прояснили: «Чуть раньше или чуть позже». Она, похоже, была уверена в том, что не переживет родов этого ребенка. Она в любом случае умерла бы, Мин. Это, конечно, звучит не очень-то утешительно, но я уверена в том, что Шарлотта обрела покой и устремилась к свету. Это меня радует.

Эрмин пожала плечами: она не была способна взглянуть на смерть своей подруги под таким углом зрения.

– Покой и свет вдали от своих детей, от любимого мужчины и от нас всех? Нет, такое меня не устраивает. Давай не будем больше об этом. Пойдем, уже поздно.