Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Слезы счастья

Роберваль, дом семьи Шарденов, тот же вечер

Была уже почти полночь. Киона склонилась над кроватью, в которой только что уютненько устроилась Мирей. От лампы у изголовья падал желтый свет на графин с водой, молитвенник и фарфоровую миску, в которой лежали маленькие бисквиты.

– У тебя есть все, что тебе нужно? – спросила девушка ласково.

– Да, милашка, меня тут даже балуют! Такая вот у меня везуха. А вот некоторым другим женщинам моего возраста порой приходится прозябать в убожестве.

– В том, что к тебе тут относятся очень хорошо, нет ничего удивительного, Мирей. Луи, близняшки и я – все мы считаем тебя своей бабушкой. Ты работала всю свою жизнь и теперь имеешь право на отдых.

Старая служанка схватила Киону за запястье и сжала его со встревоженным видом.

– То, что ты мне сейчас говоришь, малышка, – враки! Ты что-то видела. Я скоро умру, да? Если не умру, то почему же тогда ты обращаешься со мной так заботливо?

– Ты еще не готова к тому, чтобы уйти, Мими, – заявила Киона, садясь на стул рядом с кроватью. – Сколько тебе уже лет?

– Мне волею Божьей уже семьдесят пять, малышка. Если бы только у меня не болели ноги, я бегала бы, как в прежние времена. Так ты говоришь, что я еще поживу?

– Да, именно это я и говорю, Мирей. А теперь я оставлю тебя одну. Мне нужно помыть посуду и вообще немного везде прибрать. Нужно, чтобы к приезду Мин все в доме было безупречным.

– Мне нравится, как ты это сказала. Мин! Ты говоришь о своей сестре таким красивым детским голосом. Это вызывает у меня приятные воспоминания о тех временах, когда ты была маленькой. Я частенько слышала эти «Мимин» и «Мин». А что еще я обожаю – так это нашего Соловья. Прямо аж не терпится ее поцеловать.

– Она появится здесь, по всей видимости, в среду, если Лора не задержит ее приезд.

– Ты ее видела? Я имею в виду, узнала ли ты, что они выедут оттуда позднее, чем планировалось?

Киона пожала плечами и тихонько рассмеялась. Для нее ничего не изменилось. Ее при малейшем поводе расспрашивали о будущем – и близком, и отдаленном, – и когда она заводила речь о каком-то самом обычном событии, которое вроде бы должно было произойти, все сразу думали, что это она сама дергает за ниточки судьбы.

– Моя дорогая Мими, я уже даже и не пытаюсь быть обыкновенным человеком, но тем не менее у меня нет никаких предчувствий и видений про длительность их поездки. Ты знаешь Лору не хуже меня! Ей ужасно хотелось съездить в Квебек, походить по магазинам, потранжирить денежки. Возможно, она заставит всех побыть в городе подольше.

Мирей покачала головой, глядя на Киону мечтательным взглядом, в котором чувствовалось восхищение.

– Моя бедная малышка. Это, должно быть, как-то странно, когда ты видишь то, чего обычные люди не видят. Лично я поначалу в это не верила. Ты была еще ростом в три яблока, а твой дух уже мог улететь далеко-далеко, чтобы встретиться с Мимин или с твоими индейскими двоюродными братьями и сестрами. Ты оставалась в том же месте, но они тебя тоже видели. Скажи, ты все еще совершаешь подобные путешествия?

– Ты сегодня вечером уж слишком любопытна! – запротестовала Киона, поднимаясь на ноги. – Мы поговорим об этом завтра утром за завтраком. Я уже привыкла ко всему этому и больше не испытываю страха. И меньше от этого страдаю. Спокойной ночи, Мими!

– Поцелуйчик в щеку, малышка!

– Как прикажете, мадам, – улыбнулась Киона. Нежно поцеловав Мирей, она добавила: – Хочу тебя предупредить, что отправляюсь на прогулку. Если понадоблюсь, тебе нужно всего лишь очень громко позвать меня в своих мыслях, и я вернусь.

– Ну что же, посмотрим! Имей в виду, что я вполне способна специально проделать это только для того, чтобы выяснить, возможно такое или нет. Впрочем, я не стану тебе докучать, и ты сможешь погулять спокойно.

Киона посмотрела на нее с заговорщической улыбкой – одной из тех прелестных улыбок, благодаря которым этой девушке удавалось очаровывать людей с первого взгляда. Она спустилась по лестнице своими легкими шагами. Ноги ее были обуты в полотняные сандалии. Джинсовые шорты открывали загорелые ноги с изящными мускулами, а облегающая хлопчатобумажная кофточка подчеркивала очертания некрупной груди. Как только Киона зашла в кухню, находившаяся там собака – фокстерьер – бросилась ей навстречу, приветливо махая обрубком хвоста, покрытым белыми космами.

«Не шали, Фокси! Ты скучаешь по своему хозяину, я знаю, но это еще не повод для того, чтобы кусать меня за лодыжки».

Киона подняла собаку и поцеловала ее в нос. Этот фокстерьер принадлежал Луи, которому подарили его на день рождения год назад. Лора тогда, повозмущавшись, уступила мольбам своего сына.

«Хотеть обзавестись собакой в пятнадцать лет! О господи, какой же ты еще ребенок! Большой прыщеватый ребенок, – сказала она, как только на повестке дня встал этот вопрос. – Ты ведь учишься в школе-интернате! Ты ее почти не будешь видеть, эту собаку! Лишь иногда по воскресеньям да на каникулах…»

Однако Луи Шарден одержал верх в споре, поскольку его поддержали Жослин, сестры-близняшки и Киона. Лора почти всегда уступала капризам своего сына. Однако ее предсказания подтвердились целиком и полностью. Луи почти не виделся с Фокси. Впрочем, это не мешало собачонке относиться к своему хозяину с безграничным обожанием.

– Твой хозяин когда-нибудь вернется, – прошептала Киона, гладя фокстерьера. – Наверное, в конце августа.

Жослин и Лора решили отправить сына в летний лагерь, расположенный на берегу озера Труа-Сомон [5] Лагерь возле озера Труа-Сомон был основан в 1947 году. в сотне километров от Квебека. Это было скорее наказанием, чем поощрением: Луи, по словам его матери, в результате пребывания в школе-интернате набрался плохих манер. Киона прекрасно знала, о чем тут могла идти речь.

– Ну что, Фокси, пойдем прогуляемся, чтобы ты размял лапы. А затем я займусь уборкой.

Дом, который купила Лора, представлял собой небольшой особняк с пристройками, на крыше которого по всем углам главного здания высились островерхие башенки, а в многочисленных окнах, рамы которых были выкрашены в белый цвет, виднелись очаровательные кружевные занавески. Это великолепное деревянное сооружение прошлого века стояло близко к железнодорожному вокзалу Роберваля. Из его окон открывался прекрасный вид на огромное озеро Сен-Жан, до него было буквально рукой подать. Дом был окружен большим садом с идеально ухоженной лужайкой. В саду росли декоративные деревья и розовые кусты, а по периметру была установлена белая ограда. Киона скучала здесь по Валь-Жальберу – полузаброшенному поселку, весьма дорогому и сердцу Эрмин, – однако близость озера была ей по душе.