Карсон Маккалерс - Сердце — одинокий охотник

И тогда она сможет играть симфонию Бетховена, когда только ей захочется. Странная вещь случилась с той музыкой, которую она слышала прошлой осенью! Симфония, как видно, жила у нее где-то внутри и потихоньку все росла и росла. Дело, наверное, в том, что вся эта симфония отпечаталась у нее в голове. Иначе быть не могло. Недаром она слышала каждую ноту; внутри у нее вся эта музыка так и ожила, точно такая, как ее тогда играли. Но вызвать ее наружу она не могла. Оставалось только ждать и готовиться. Ждать, чтобы в ней вдруг возникла новая часть, проросла, как медленно прорастают весной почки на ветках дуба.

Во внутренней комнате, рядом с музыкой, жил мистер Сингер. Каждый день, как только она кончала играть на пианино в гимнастическом зале, она шла на Главную улицу, к магазину, где он работал. Сквозь витрину она не могла увидеть мистера Сингера. Он сидел в самой глубине, за занавеской. Но она смотрела на магазин, где он каждый день проводил столько времени, и видела людей, с которыми он был знаком. А по вечерам она ждала на крыльце его возвращения. Иногда она провожала его наверх, садилась на кровать и смотрела, как он убирает шляпу, расстегивает пуговицу на воротничке и приглаживает щеткой волосы. Почему-то от этого ей казалось, что у них есть общая тайна. Или они вот-вот расскажут друг другу что-то такое, чего никто никогда не рассказывал.

Мистер Сингер был единственным обитателем ее внутренней комнаты. Когда-то там были и другие. Она мысленно возвращалась назад, вспоминая, кто же там был до того, как он появился. Девочка, еще в шестом классе, которую звали Селестой. У этой девочки были прямые светлые волосы, вздернутый нос и веснушки. Она носила красный шерстяной джемпер поверх белой кофточки. И ходила, загребая носками внутрь. Каждый день на маленькой перемене она съедала апельсин, а на большой — завтрак из голубой жестяной коробки. Другие ученики быстро проглатывали всю свою еду на маленькой перемене, а потом бегали голодные. Но Селеста вела себя иначе. Она отдирала корочку со своих бутербродов и съедала только мякиш. Ей давали с собой фаршированное крутое яйцо, и она держала его в руке, придавив желток большим пальцем так, что на нем оставался отпечаток этого пальца.

Селеста никогда с ней не разговаривала, и она никогда не разговаривала с Селестой. Несмотря на то, что ей хотелось этого больше всего на свете. По ночам она не спала и думала о Селесте. Она мечтала, что Селеста придет к ней ужинать и останется ночевать. Но этого так и не произошло. Чувство, которое она испытывала к Селесте, не позволяло подойти к ней и подружиться, как с другими детьми. Через год Селеста переехала в другую часть города и стала ходить в другую школу.

Потом появился мальчик, которого все звали Козел. Высокий и прыщавый. Когда она стояла за ним в строю во время утренней гимнастики, от него дурно пахло. Козел как-то боднул директора, и его исключили. Когда он смеялся, он вздергивал верхнюю губу и трясся всем телом. Она думала о нем так же часто, как раньше думала о Селесте. Потом появилась дама, продававшая билеты на лотерею, где перед рождеством разыгрывалась индейка. Потом мисс Энглин, учительница в седьмом классе. И Кэрол Ломбард из кино. Словом, их было много.

Но с мистером Сингером все было по-другому. То, что она к нему чувствовала, возникало постепенно, и она теперь даже не могла вспомнить, как это произошло. Все другие люди были обыкновенные, а мистер Сингер нет. В первый же день, когда он позвонил и спросил насчет комнаты, она долго приглядывалась к его лицу. Эта она открыла ему дверь и прочла карточку, которую он ей подал. Потом она позвала маму и побежала на кухню, чтобы рассказать о нем Порции и Братишке. Она пошла с мамой за ним наверх и видела, как он пробует, не продавлен ли матрац и поднимаются ли жалюзи. В тот день, когда он к ним переехал, она уселась на перила и стала наблюдать, как он выгружает из такси свой чемодан и шахматную доску. А потом прислушивалась, как он топает наверху в комнате, и пыталась представить, что там делается. Все остальное произошло постепенно. А вот теперь между ними возникли эти тайные отношения. Она рассказывает ему то, чего никогда не могла рассказать другим. И если бы он умел говорить, он рассказал бы ей многое про себя. Ей казалось, будто он какой-то великий учитель, но только не может учить, потому что он немой. Ночью, в постели, она воображала, будто она сирота и живет с мистером Сингером — только они вдвоем — в каком-то доме за границей, где зимой идет снег. Может быть, в маленьком швейцарском городке с высокими-высокими ледниками и горами вокруг. И прямо над всеми домами — скалы, а крыши крутые и остроконечные. Или во Франции, где люди носят хлеб из булочной без обертки. Или в заграничной стране Норвегии, у серого зимнего океана.

Утром, проснувшись, она прежде всего думала о мистере Сингере. Так же, как и о музыке. Когда она надевала платье, она думала о том, где его сегодня увидит. Она выпрашивала у Этты немножко духов или капельку ванильной эссенции, чтобы хорошо пахнуть, когда встретит его в прихожей. И даже опаздывала в школу, чтобы увидеть, как он спускается по лестнице, уходя на работу. А после обеда и вечером никуда не ходила, если он бывал дома.

Все, что она о нем узнавала, было необычайно важно. Он держал свою пасту и зубную щетку на столе в стакане. Поэтому и она перестала класть свою зубную щетку на полочку в ванной, а ставила ее в стакан. Он не любил капусту. Ей об этом сказал Гарри, он работал у мистера Бреннона. Теперь и она не могла заставить себя есть капусту. Когда она узнавала о нем что-то новое или когда она что-нибудь говорила ему, а он писал ей в ответ несколько слов своим серебряным карандашиком, ей хотелось побыть одной, чтобы все это хорошенько обдумать. Но когда она бывала с ним, главная ее забота была получше все запомнить, чтобы потом заново это пережить и вспоминать.

Но в ее жизни была не только внутренняя комната с музыкой и мистером Сингером. Много всякой всячины случалось и в наружной комнате. Например, она скатилась с лестницы и выбила передний зуб. Мисс Миннер поставила ей две плохие отметки по английскому. Она потеряла двадцать пять центов на пустыре, и, хотя они с Джорджем лазали там целых три дня, монета так и не нашлась.

А потом произошло вот что.

Как-то раз после обеда она готовилась на заднем крыльце к контрольной по английскому. Гарри колол дрова по ту сторону забора на своем дворе, и она его окликнула. Он пришел и разобрал для нее несколько предложений. Глаза его живо поглядывали на Мик из-за роговых очков. После того как он объяснил ей грамматику, он так и остался стоять, то смущенно запихивая руки в карманы брезентовой куртки, то вытаскивая их обратно. Гарри всегда был очень деятельный и нервный — он все время либо разговаривал, либо что-нибудь вертел в руках.