Галина Лифшиц - До свадьбы доживет

Луша – ну, что Луша? У дочери тоже все было в полном порядке: в сентябре она отправлялась на стажировку в Лондон. Миша, как и обещал, организовал все. После возвращения в Москву ей уже уготовано было место работы, о котором можно было только мечтать. Ну, а вот матримониальным планам Михаила Степановича по поводу собственного сына и дочери Тины осуществиться было не дано: Лушка твердо собралась замуж. Потому и оказалась Тина сейчас в городе, а не на даче, что собрались они с дочкой отправиться за всеми причиндалами для невесты, в тот самый магазин, где совсем недавно они с Сеней выбирали в спешном порядке одежду для их собственной свадьбы.

Обычно, когда Тина отправлялась в город, Клава выражала желание остаться на свежем воздухе. Она деликатно отходила от машины и пряталась за вековой елью. Конечно, прятки эти ничего не давали: Клава вся оставалась на виду, за исключением морды. Хвост плавно покачивался, посылая любимым членам семьи сообщение:

– Постарайтесь обойтись без меня. Я останусь тут, если вы не возражаете.

Но почему-то именно сегодня Клава рванулась к машине и даже нетерпеливо дотронулась лапой до задней двери: открывай, мол, скорей.

– Ты уверена? – уточнила Тина, – Ведь дома одной придется сидеть! Смотри, чтоб без претензий!

Клава внимательно выслушала, чуть наклонив голову и снова дотронулась лапой до двери автомобиля. Уверена, значит, была полностью.

И они поехали. Тина знала, что Луша с утра будет на своей новой квартире, образовавшейся у нее после обмена родительского бывшего семейного гнезда. Сейчас там заканчивался легкий ремонт, оставались сущие мелочи, надо было пронаблюдать. Тина собиралась сбегать заплатить за квартиру, купить кое-что поесть в дом, а потом, когда дочка вернется, отправиться за приятными покупками.

Она попрощалась с Клавой, уговорив ту не выть и не лаять, вышла на улицу и, подумав немного о знаковом пятнадцатом числе, переключилась на собственные ощущения, касающиеся Лушкиного жениха. Конечно, выглядели они, как картинка из глянцевого журнала, эти будущие молодожены. Красивый парень, Луше вполне подстать. И детки у них пойдут – загляденье. Карьерные возможности тоже многообещающие. Во всяком случае, не хуже Лушкиных, спасибо Михаилу Степановичу. Хорошая, крепкая, независимая от старших получается семья.

Тину смущало только одно: у нее не было ощущения, что Луша влюблена в своего будущего мужа. То есть, за ручки молодые держались, улыбались друг другу приятно, он ее обнимал за плечики, она к нему прислонялась. А все вместе производило впечатление театра. Впрочем, как это говорится: до любви надо дожить. А пока – пара отличная. И Луша сама сделала выбор. Нет обстоятельств, которые принуждали бы ее выходить замуж за немилого. Значит, мил. Значит, так ей надо. И пусть. За дочь жизнь не проживешь, чего уж там. И не убережешь ни от чего, что уготовано судьбой.

Но ведь единственная дочь! Как не волноваться? И будет ли другая? Будет ли у нее еще ребенок? Не опоздала ли она? Тина помнила тот разговор со свекровью насчет плюсов поздних детей. Помнила, чем дальше, тем убежденней соглашаясь с Сенечкиной мамой. Больше они на эту детскую тему не говорили. Будь, что будет. Так они решили с мужем. Но порой она звала этого нового человека: «Приди! Не опасайся! Тебя все ждут! О тебе мечтают!» Интересно, кто из них – мать или дочь – первой принесут в семью нового младенца?

Тина смеялась своим мыслям, возвращаясь домой. Наверняка дочка уже ждет ее. Ах, какие приятные хлопоты им предстоят!

Первое, что услышала она, войдя в подъезд, – жуткий вой Клавы. Пожалуй, такого еще не было в истории их с Клавой совместной жизни. Собака выла, как волк на кладбище: неумолчно и жутко.

– Совсем совесть потеряла! – воскликнула Тина и бегом бросилась к лифту.

Вой не умолкал.

– Я здесь уже! Клава! Мама вернулась! Не плачь! – причитала она, дрожащими пальцами выуживая из сумки ключи.

На всякий случай она позвонила в дверь, но, ясное дело, Клавка была одна, иначе почему бы выла.

– Ну, вот она я! Все! Обманщица ты! Сама вызвалась ехать, а сама…

Клава чуть сбавила интенсивность воя, но не замолчала.

Тина погладила ее по голове, успокаивая. Клава вяло махнула хвостом и принялась скулить и всхлипывать, носом толкая хозяйку вглубь квартиры. Вот точно так же толкала бродячая собака незнакомого человека в прошлом октябре, в последней отчаянной надежде толкала. Она тогда даже имени не имела и не знала, что скоро у нее появится дом и семья. И вряд ли надеялась. Просто из последних сил просила помочь. А что же сейчас?

– Клава! Что там? Что там случилось? А? Луша дома?

Тина, сопровождаемая Клавой, босиком ринулась в комнату дочери. Луша лежала на своем диванчике, лицом к стене. Живая. Это как раз Тина с первого взгляда поняла: дочка дышала. И это главное. Но понятно с первого взгляда было и другое: Луша не просто улеглась отдохнуть, что-то с ней случилось ужасное. Да разве Клава бы выла страшным воем, если бы ничего особенного не произошло?

– Лушенька! Родненькая! Что с тобой, девочка?

Тина села на краешек диванчика, прильнула к дочери. Точно так же, как тогда, в сентябре, прильнула к ней Луша, прибежавшая на помощь.

– Лушенька, ты не молчи. Ты говори. Или плачь. Так легче. Я с тобой. С папой что-нибудь? Все живы? Скажи!

Луша взяла ледяными пальчиками материнскую руку, погладила ее.

– Ох, мам, ох, мамочка, – лицо ее исказилось, из глаз полились слезы.

Тина почему-то очень обрадовалась этому. Плакать лучше, чем лежать как окаменевшее ископаемое.

– Если все живы, Лушенька, остальное поправимо. Все преодолеем! – уверенно сказала Тина.

– Свадьбы не будет, мам.

– Поссорились, что ли?

У Тины камень с души свалился. Подумаешь, поссорились жених с невестой. Это классика. Перед свадьбой обязательно пару-тройку раз надо поссориться навсегда. Последняя проверка боем. А Лушка бедная все проходит в первый раз, все всерьез воспринимает.

– Поссорились – помиритесь, – добродушно произнесла мать, – Давай я тебя накормлю вкусненьким. Я клубнику раннюю купила. Настоящую. Бабулька у перехода продавала. И еще кучу всякой вкусноты. Вставая, пойдем. Или тебе сюда принести?

– Мы не помиримся, мам. Ты не думай. Я не дура. Я на нервах не играю. Свадьбы не будет. Но дело даже не в этом. Свадьбы не будет – это как раз правильно. Мне жить не хочется.

– Но если то, что свадьбы не будет, – правильно, почему же не хочется жить?

Тина чувствовала, что должна растормошить Лушу, заставить ее говорить. Только тогда беда рассосется. А в том, что случилась беда, Тина уже не сомневалась. И наконец дочка собралась с силами и заговорила.