Галина Лифшиц - До свадьбы доживет

– Да, мам, да, все к лучшему. И все к худшему. Потому что я больше точно не хочу жить. Потому что в этом мире жить нельзя. Нет никакого смысла.

– Я тоже так думала, сама знаешь, когда. Но это предательские мысли. Смысл есть. А от плохого надо отвернуться. Рассказать, выплеснуть, смыть и забыть. Мы же с тобой опытные девчонки. Ну же! Что произошло?

– Произошло, что я сама себя не знаю. Что я купилась, как последняя идиотка. В общем, когда мы подали заявление в ЗАГС, у меня на душе наступил какой-то покой, что ли. Я ж за это время, что папаша учудил развод, все время жила в ожидании пакости. За тебя боялась. И будущей жизни боялась. Говорила себе, что никому верить нельзя, раз уж родной отец на такое оказался способен. В общем, плохо мне было, мам. А с Борькой я как-то успокаивалась, чувствовала крепость тыла, что ли. Ну, надежным он мне казался. И когда мы подали заявление, я поняла, что не одна, почувствовала, что под защитой. И расслабилась. И проснулось во мне желание просто жить, как нормальные девчонки живут. Ну, там – пококетничать напоследок, что ли. Май, весна, любовь повсюду, романтика. Я сидела тут, одна дома как раз. Чего делать? Окошко открыла, птички поют. Ну, я и вышла в социальную сеть. Самую дурацкую, тупую социальную сеть. Так просто, посмотреть, у кого что происходит. И надо же какое совпадение! Выскакивает личное сообщение от прекрасного незнакомца. Да, мам, красивый парень, но не красивее Борьки. Зато письмо – зачитаешься. Красивое письмо. Ни одной пошлой или избитой фразы, по-настоящему красивое письмо грамотного и образованного человека. И оно о том, что вот – с девушкой расстался, которую любил, что сам виноват, много глупостей понаделал, но назад дороги нет. И в жизни все кончено, потому что и назад дороги нет, и вперед дороги нет. Тупик. А тут от отчаяния полез на сайт и в друзьях друзей, что ли, увидел мое лицо. И почему-то именно со мной захотелось поговорить. Ну, это как в лесу дремучем: идешь один и один, не ждешь ничего и никого, только волки неподалеку воют. И вдруг – человек. И, конечно, хочешь какое-то время просто поговорить с этим человеком, ничего не ожидая в дальнейшем.

Я его порыв очень хорошо поняла. И сами мы с тобой хлебнули такие моменты, когда одна – и в темном лесу. Я отозвалась. Согласилась поговорить. И мы начали.

– Ты влюбилась в него? – догадалась Тина.

– Я бы так не сказала. Что-то другое. Странное чувство появилось. Я к нему потянулась. Не хотела встречаться, не собиралась никак общаться живьем. Но тянуло хоть раз в день с ним словом перемолвиться. Мне от него какой-то свет шел. Именно на свет я и стремилась. Он мне всю свою историю любви рассказал – и какими словами! Потом сможешь посмотреть: роман настоящий. Я все копировала, перечитывала. Ну, и я ему тоже писала. Мы были абсолютно откровенны друг с другом, всю подноготную выкладывали. И он мне – про первый секс, про свои ощущения. И я ему. Он про эту свою бывшую, а я ему ро Борьку. Он написал, что мне доверяет, как никому еще в жизни не доверял. И я видела: это так. Такие подробности абы кому не напишешь. Ну, я и старалась в ответ, изливалась по полной. Он тоже меня спрашивал, любовь ли у меня. Я рассуждала, как тогда с тобой, помнишь, что любви не знаю. В общем, я ему ни разу не соврала, ни от одного вопроса не уклонилась. И он тоже. И я была просто абсолютно счастлива, что в моей жизни появился такой человек-душа. То есть – мы никогда не встретимся, никогда между нами ничего не будет телесного. А души – вот они, вместе, рядом. И достаточно только выйти на этот сайт, как видишь его. И говоришь, говоришь.

– Боря, что ли, прочитал? – осенило Тину.

– Не спеши, мам.

Луша перевела дух, села, поджав под себя ноги. Она была бледная, словно провела год в подземелье.

– Хочешь чайку? Клубнички?

– Нет. По-моему, я даже глотать не могу. Тошнит меня от всего.

– Ты, если не можешь, не рассказывай. Лучше отдохни.

– Нет. Надо рассказать. Чтоб ты уж все знала. Это надо знать, мам. В общем, доверию нашему друг с другой не было границ. А я даже не знала, как его зовут по-настоящему. Он был просто Грей. И все. А зачем мне было знать, сама посуди? Это же все была как бы не настоящая жизнь. Вроде серьезная тяга, но все при этом не взаправду. Ну, как плачешь же в театре почему-то. Хотя знаешь, что это театр, что актеры просто деньги зарабатывают. И после спектакля смоют грим и пойдут по домам. И зрители пойдут по домам. И вскоре все даже почти забудут. Но в этот момент – плачешь самыми настоящими слезами. Вот так примерно и было между нами. В конце концов дооткровенничались до того, что он мне прислал свою фотку без ничего. Голый на фотке совсем. И объяснил, что это его символ полного доверия ко мне. Это не эротика, не похоть никакая, а просто – вот, я тебе доверяю. И действительно – никаких эротических чувств на фотке. Голый беззащитный парень. Человек, которого одной пулей жизни можно лишить. Одним ударом. Был и нет. Мы об этом тоже много рассуждали. Ну, я и оценила. И в ответ тоже послала ему свою голую фотку. Без всяких поз, просто – стоит существо женского пола, доверяющее другому человеку то, что никому другому не доверит. Точка. И мы еще дальше переписывались. Все откровеннее и откровеннее.

Вчера получаю от него письмо. Глазам не поверила, читала несколько раз. Суть в том, что вся эта моя сокровенная переписка велась не с Греем, а со специальным агентством, которому особо продвинутые люди заказывают проверку своих жен, мужей, невест. Плати – и раскрутят тебе любого партнера на откровенность. А дальше тебе решать, будешь ты продолжать отношения или пошлешь на три буквы. Я сначала даже в толк не взяла, кто же это меня проверял. Да и не поверила, что это правда. Я подумала, может эта его бывшая в его переписку залезла и гадит.

Луша часто задышала и расплакалась.

– Плачь, плачь, это хорошо, – повторяла, как заведенная, Тина.

То, что рассказывала сейчас дочь, просто не помещалось у нее в голове.

– Мам, они мне написали, что проверку заказал Борис. И дальше шло предложение: или я заплачу за неразглашение определенную сумму, или они все ему передадут, включая мою обнаженку, и плюс – выложат в открытом доступе. Везде, где только можно. С указанием всех моих координат, имени, фамилии и всего прочего.

– Сколько же они хотели? – спросила Тина.

– Это абсолютно не важно, – твердо ответила Луша, – Много они хотели, мам. Но даже если бы мало, ни копейки нельзя давать шантажистам. Это классический шантаж. И, конечно, они сделают, то что обещали. Это психология шантажиста, я этим много как раз интересовалась, когда училась. Писала реферат на эту тему. Как чувствовала. Шантажисту нельзя – а: ничего давать, б: верить. И надеяться, что он отстанет, тоже нельзя. Его надо выявлять и привлекать к ответу. Но я этого не смогу сделать. Я убита. Наповал.