Андрей Курков - Форель a la нежность (сборник)

Спагетти просто таяли во рту. Полярное шампан ское щекотало языки. Леля и Алина обсуждали личную жизнь парикмахерши Вероники, которой хронически не везло в любви. О полярнике они уже забыли, но тут кто-то позвонил в двери.

Алина, пошатываясь, прошла в коридор. Открыла.

Перед ней стоял невысокий плотный мужичок в дорогом костюме. На носу элегантные очки, на пальцах – четыре массивные перстня с камнями.

– Полярник у вас? – спросил он.

– Да.

– Покажите!

Алина взглядом пригласила его войти и тут заметила, что за его спиной стояли несколько мужчин в серой спецодежде. Он дал им знак обождать за дверью, а сам прошел.

Алина открыла пришедшему морозильник. Он наклонился и внимательно рассматривал полярника минуты три. Потом попросил документы и «сертификат подлинности». Еще минут пять читал удостоверения и сертификат.

– Сколько вы за него отдали? – неожиданно спросил, обернувшись к столу, за которым в это время молча сидели Алина и Леля.

– Пятьсот баксов, – ответила Алина.

Он полез во внутренний карман пиджака. Достал портмоне. Подошел и опустил на стол шесть стодолларовых банкнот.

– Беру, – сказал, как отрезал. – Теперь у меня будет вся шпицбергеновская экспедиция сорок тридцать девятого года!

– Вы что, историк? – спросила заплетающимся языком Леля.

– Нет, у меня свой винзавод под Одессой.

– А-а! – протянула Леля, выстроив, видимо, в своей голове какую-то логическую нить.

– Сто долларов – это залог за морозильник, – покупатель переключил внимание на Алину. – Без морозильника я его домой не довезу!

– Хорошо, – охотно согласилась Алина Мужчина впустил в квартиру четырех грузчиков в спецодежде. Они отключили морозильник от розетки и вынесли его.

В квартире мгновенно стало удивительно тихо.

– Мне будет его не хватать, – как-то плаксиво произнесла пьяная Леля.

Алина саркастически усмехнулась. Взяла в руки зеленые банкноты.

– Может, сегодня снова туда пойдем?! Все-таки у меня день рождения!

– День рождения у тебя через четыре дня! – совершенно спокойно произнесла вдруг Леля. – Так что давай потерпим. А вообще, давай за него выпьем, за Арсеньева! За всех полярников! Их так тут не хватает! Ну, нету здесь настоящих мужиков, одни «клевые», на которых только дуры могут клевать! Но ведь мы же не дуры?

Алина закивала в знак согласия.

Четвертая бутылка полярного шампанского приближалась к половине.

– За полярников! – твердо произнесла Алина.

– И за подводников! – добавила Леля. – Они тоже настоящие мужчины!

На улице сыпал снег. Пушистый, лохматый, ленивый, как перебравший украинского гостеприимства ирландский турист. И по этому утреннему снегу, такому чистому и праздничному, не спеша прогуливались мы с Мариной. Мороз нас только бодрил, румянил наши лица. Лисья шуба надежно защищала Марину от холода. Правда, красная лыжная шапочка с надписью «Нескафе» казалась странноватой. Мне тоже не было холодно: дубленка, джинсы, волчья меховая шапка с отстегивающимися ушами.

Прошел уже месяц с нашей с Мариной свадьбы. Учились мы оба в университете. Курс назывался круто и по-английски: «business administration». В стране медленно происходила смена сливок общества со старых на новые, и мы уже почти ощущали себя верхним слоем этих сливок, легким движением ума превращающим недоразвитое постсоветское государство в здоровое капиталистическое общество.

За последний месяц, который, впрочем, оказался первым месяцем зимы и нашей совместной жизни, мы с Мариной согрелись своею любовью до какой-то удивительно сладкой усталости. Казалось, что дольше наслаждаться друг другом нет не только сил, но и – нет, не подумайте, что желания, – не было уверенности, что физическая радостная близость снова принесет нам то ощущение полета, к которому мы уже привыкли и которое воспринимали как нечто само собой разумеющееся. Это действительно была боязнь, не боязнь остаться без сладкого, но без ощущения сладости этого сладкого.

Снег продолжал валить с неба хлопьями. Мы бродили по центру Киева, мерзли – как-никак минус пятнадцать по Цельсию, заходили в кофейни погреться. Снова выходили, смотрели на витрины, на елочные игрушки.

Саму главную елку страны мы тоже проведывали. В этот раз ее поставили под землей, в трехэтажном торговом центре на площади Независимости. Она стояла, бедная, и теснилась в широком общем для всех этажей пространстве, между эскалаторами и двумя вертикалями лифтов. Здесь она, должно быть, и переждет обещанные метели и бураны, из-за которых, видимо, и было решено ее спрятать под землю.

– Ну, что? Какие предложения на вечер? – спросила Марина, когда мы в очередной раз спустились к основанию главной елки страны и уселись за «макдональдовский» столик почти что под ее нижними ветками.

Я развел руками.

– У тебя что, действительно нет ни капли фантазии? Сегодня же сочельник!

Я напрягся мыслями из последних сил.

– Я знаю, – твердо заявила Марина, стянула с головы лыжную шапочку и взлохматила рукой ежик своих волос.

– Что ты знаешь?

– В это Рождество мы зачнем ребенка! Сделаем себе и миру рождественский подарок!

– Да? – удивился я. Это предложение Марины застало меня врасплох.

– Ты что, против? – В ее зеленых глазках засветился огонек недоверия, и я тут же захотел потушить его.

– Нет, что ты! – поспешил я не согласиться. – Я просто подумал… Когда сексу придаешь такой смысл, он становится чем-то более значительным…

– Рождество – это не секс, это любовь… А тот секс, о котором ты говоришь, мне уже надоел…

«Мне тоже», – подумал я, но вслух не произнес.

Вслух я только задумчиво вздохнул. И посмотрел на главную подземную елку страны. С ближней ко мне колючей ветки свисал блестящий шарик с надписью «2002». Это вызвало у меня саркастическую улыбку.

– Смотри! – Я показал Марине шарик. – Прошлогодний!

– Зато блестит, как новый! А представляешь, на следующее Рождество мы уже будем с ребеночком!

Я представил себе это, и, надо сказать, картинка в моем воображении получилась красивой, только отчасти похожей на икону с младенцем-Иисусом.

– А знаешь, – я посмотрел Марине прямо в ее прищуренные зеленые глазки, – было бы еще лучше родить прямо на Рождество!

Она, улыбнувшись, отрицательно покачала головой.

– Так что? Поедем домой? – спросил я, представляя себе очередной зимний вечер в уютной домашней обстановке, перед широченным экраном телевизора с бокалами шампанского.

– Нет, – спокойно произнесла Марина и хитро улыбнулась.

– Нет? Еще погуляем?

Она посмотрела на свои часы.

– Посидим еще полчасика… Возьми мне горячего шоколада!

Когда мы выбрались наверх, с неба снова валил снег. Он медленно падал крупными белыми хлопьями. Хрустел под ногами. Было уже темно, и в этих расцвеченных рекламными и уличными огнями сумерках городская жизнь двигалась плавно и нерешительно. Так же, плавно и нерешительно, ехали по заснеженному Крещатику машины.